— Уже делаем, — кивнул дознаватель, листая бумаги на папке. — Толку мало. Микроавтобус сразу свернул в сторону окраины, туда, где частный сектор. Там камер сроду не было, да и вряд ли когда-нибудь будут.
— Ну а вы, уважаемый, — я повернулся к патологоанатому, — хоть что-то в их речи заметили? В поведении, манере говорить? Хоть какая-то зацепка должна быть.
Тот почесал затылок, замялся.
— Я так испугался… так испугался… вообще ни о чём не мог думать. Ох…
— Тьфу ты! Вспоминай! — рявкнула Кобра.
— Ой! — вздрогнул он, едва не подпрыгнув. — Простите… зачем вы на меня кричите? Я же потерпевший!
— Потерпевший он, — холодно глянула на него майорша. — Ну ты хоть понимаешь, что сейчас ты — единственный свидетель? От твоих слов зависит — найдём их или нет. А может, ты вообще с ними в сговоре?
— Да вы что! В каком сговоре⁈ — взвыл патологоанатом. — Я в холодильнике сидел! Можете спросить у коллег, они меня оттуда и выпустили!
— Ну да… — протянула Кобра. — Залез в холодильник для алиби и отсиделся.
— Да вы что такое говорите⁈ — задергался мужик, зашумел.
— Успокойтесь, уважаемый, — я вмешался, подняв ладонь. — Выдыхайте. Так, давайте ещё раз. Вспоминайте. Может, говорили между собой, обсуждали? Или делали что-то необычное? Всё может быть важно.
Морговский служака зажмурился, будто пытался вытряхнуть из памяти картинку, о которой не хотелось вспоминать. Долго молчал, теребя край халата. И вдруг распахнул глаза:
— Ну точно! Было дело! Вспомнил! — воскликнул он, сжимая пальцы. — Ну… один другому сказал: «Инженеру эта голова всё равно не нужна. Главное, чтоб тело было целое, а мозги ему ни к чему — он своих нарисует». Я ничего не понял, но так странно звучало, что запомнилось.
Мы переглянулись. Слово «инженер» прозвучало, как удар колокола.
— Вот и всё, — выдохнул патологоанатом, снова бледнея.
Мы вышли из морга. Воздух снаружи был сырой, пахло опавшей листвой, немного бензином и дождём, но после формалина и гнили казался почти свежим.
— Что думаешь, Макс? — спросила Оксана.
— Нужно давать ориентировку, — сказал я. — Выставлять посты на всех дорогах и федеральных трассах, что ведут в столицу и крупные города. На самолёте они его не повезут — незаметно его не пронесешь в аэропорт. Значит, везти будут на автомобиле. Например, в рефрижераторе. Вот и надо тормозить все подходящие машины.
— Согласна, — кивнула Оксана. — Поручу своим операм, пускай строчат ориентировки. И начальству скажу, чтобы выходило на главк, задействовало наряды ГАИ и выставило временные посты.
— Только ведь нет такой статьи — хищение трупа, — сказал я.
— Да, — кивнула Кобра и невольно усмехнулась. — Вот ведь парадокс — живого человека ограбил или, там, телек утащил, и сразу хищение, кража, по полной программе отвечай. А вот мёртвое тело… Тут уже никакой прямой статьи нет. В кодексе это называется — «надругательство над телами умерших и местами их захоронения». Статья двести сорок четвёртая, я её помню. Было у нас одно дело по сатанистам пару лет назад. И сейчас вот тиснули тело Дирижера — и это даже не кража, а, считай, административщина с уголовным оттенком: штраф, обязательные работы или, в худшем случае, до трёх лет лишения свободы. Хотя…. их же двое было… группой лиц, получается. Тогда до пяти. И всё равно на громкое преступление не тянет. То есть если труп из морга вынес, то по закону выходит — не похищение, не хищение, а «надругательство». Смешно. Дознавательская подследственность.
— Надеюсь, — сказал я, — начальство поймёт, что дело всё-таки резонансное. Ведь это не простой труп.
— Только вскрытие пока ничего не дало, — пожала плечами Оксана. — Обычный человек. Следов препарата не обнаружено. Метаболизм Савченко, видимо, быстро все перерабатывал. Но начальство взбодрим. Главное — успеть до того, как они уйдут за пределы области.
Я кивнул, чувствуя, как в висках стучит мысль: «Если Инженер тянет Савченко куда-то дальше, значит, времени у нас мало. Очень мало.»
— Ну да, — сказал я, — конечно, это всё правильно, но вряд ли мы их такими мерами возьмём.
— Почему ты так думаешь? — Кобра прищурилась.
— А сама подумай. Они ж не дураки. Явно и этот вариант просчитали. Посты, ориентировки — всё это для них ожидаемо. Но, так или иначе, сделать надо. А вообще… они могут и по-другому сыграть. Сунут тело в багажник легковушки, обложат льдом — и поехали себе, как обычные пассажиры. Или вовсе заморозят здесь, в Новознаменске, а вывезут потом, только когда всё стихнет.
Оксана задумалась и проговорила:
— Интересно, на хрена он Инженеру понадобился?
— Вот это-то меня и волнует, — ответил я, глядя в сторону морга. — Я чувствую, что история с опытами над людьми не закончилась. Она продолжается.
Мы въехали во двор отдела, поставили машину на служебную парковку и поднялись по ступенькам.
— О, Максим! — заголосил Ляцкий, завидев меня. — Оксана Геннадьевна!
Он, как сом в аквариуме, вытянулся за стеклом дежурки, вытянув шею к окошку:
— Тут к вам гости.
— Какие ещё гости? — нахмурилась Оксана.
— Ну… смежники, — развёл руками Ляцкий.
— Кто?
— Эти… фейсы. Как мы их называем, — многозначительно прошептал он.
— Где? — бровь Кобры поползла вверх.
— Я просил подождать внизу, но он напрямую к начальнику пошёл. Полкан ФСБшный. Сказал, что ему нужен Яровой.
— Интересно… — пробормотала Оксана. — Вроде, уже всех нас опрашивали.
— Может, уточнить что хотят, — пожал я плечами.
Мы потопали поскорее в её кабинет. Она отперла дверь, мы зашли, я успел только присесть на стул, как телефон на столе зазвонил.
— Слушаю, Коробова, — отозвалась Оксана своим фирменным тоном.
Она телефон ненавидела: звонок начальнику УГРО почти всегда означал одно из двух — либо вызов к верхам, либо очередное ЧП в городе.
В этот раз оказалось третье.
— Оксана Геннадьевна, — в трубке раздался голос исполняющего обязанности начальника ОМВД, одного из замов Мордюкова. — Вы уже у себя? Ляцкий сказал, что видел вас.
Я хмыкнул: ну, Ляцкий… всё сливает сразу. Видно, приказ такой — доложить, как только мы появимся.
— Конечно, у себя, — сухо ответила Кобра. — Я же с вами разговариваю.
— Замечательно, — произнёс зам, не поддавшись. — А Яровой с вами?
— Да, — кивнула она.
— Тогда так. К вам сейчас подойдёт посетитель. Можно сказать, коллега. Из Москвы. Ну, из смежной структуры. Не уходите, примите, поговорите.
— Да-да, конечно, — быстро ответила Кобра и, не дожидаясь конца реплики, привычно шлёпнула трубкой об аппарат.
В кабинете повисла тишина, напряженная, как перед грозой.
В дверь постучали — осторожно, мягко, словно боялись потревожить.
— Войдите! — резко бросила Кобра.
Дверь распахнулась, и на пороге появился полковник Владимир Андреевич Черненко. Тот самый, из управления «М» ФСБ России. Вежливый кивок, спокойная осанка, на лице — безупречно отточенная улыбка.
— Добрый день, разрешите? — спросил он формально, прекрасно зная, что ему никто не откажет.
— Входите, конечно, — сухо ответила Оксана.
— Рад вас снова видеть в добром здравии, — произнёс Черненко, пожимая руки нам обоим.
Сын моего старого знакомого из КГБ. Тот самый полковник, на которого я вышел через Кузьмича, соседа по даче. С ним мы совсем недавно провернули операцию по разоблачению оборотня в погонах — следователя Сметанина, Бульдога.
— Что вы хотели, Владимир Андреевич? — спросила Кобра, прищурившись.
— Извините, Оксана Геннадьевна, — мягко отозвался он. — Вопрос у меня сугубо конфиденциального характера к Максиму Сергеевичу. Прошу прощения, но разрешите переговорить с вашим сотрудником наедине? — при этом полковник кивнул на меня.
Оксане это явно не понравилось. Она напряглась, нахмурила брови, постучала ноготками по столешнице — коротко, гулко. Губы сжались в тонкую линию. Взгляд стал тяжёлым, с явным недоверием. Но ответ прозвучал не так резко, как можно было ожидать по выражению лица.