Папа обещал оплатить аспирантуру, теперь же научная карьера для меня была недостижима, вряд ли руководство фирмы согласится, чтоб я продолжала образование.
После занятий я приходила в отдел фасовки, развешивала мазь из огромной бадьи в маленькие баночки, или закручивала порошки в пергаментные листочки. Работа была нудной и однообразной, все фасовщицы сидели за длинным высоким столом и сосредоточенно работали, успевая разве что переброситься парой слов.
Я с тоской думала, что жалованье фасовщиц самое низкое, равное жалованью уборщиц, и при таком раскладе мне придется не пятьдесят, а сто пятьдесят лет вкалывать на фирму. Как отец мог задолжать так много?
Сегодня девушки были особенно оживлены, и все время смотрели на одну, рыжую Марту. Ее волосы были убраны под косынку, а серая мантия испачкана несмываемым пятнами. Я сделала выводы, что она либо косорука, либо работает дольше всех, а фирма экономит на спецодежде.
– Ну как? – спросила черноглазая Лали, чуть не подпрыгивая на стуле.
Марта фыркнула.
Я подняла усталые глаза от ступки, где растирала вонючие корни пиона.
– Один гран 1 никто не заметит, а мне – целая склянка редкостного крема! – похвасталась Марта, показывая маленькую баночку.
– Дай понюхать! – ее обступили остальные. Восторженные вздохи заполнили фасовочную.
– Не суйте свои грязные пальцы! – сурово сказал Марта, закупоривая склянку. – Загоню крем за сто фоллисов, не меньше!
– Что это такое? – с любопытством спросила я.
– Это крем на основе яда тропических сороконожек, он моментально подтягивает морщины! В аптеках он продается по двести фоллисов!
– То есть, ты весь день недовешивала по грану, чтоб выкроить чуть-чуть себе? – уточнила я, не веря услышанному.
– Лучше недовесить, чем перевесить! – засмеялась Марта.
А у меня вдруг взвыл пустой желудок, вызвав смешки девиц. Мне жалованье не платили. Сто фоллисов! С ума сойти! Можно три месяца прекрасно питаться! Раньше я бы потратила сотню дня за три, и даже не задумалась бы.
– Я старшая, мне доверяют ценные составы, – похвасталась Марта. – Вот сто склянок с кремом, как и было рассчитано технологом. А сто первую я положу поглубже. Жалко, что не получу полную стоимость, нет лишней этикетки, и печать маг ставит на всю партию сразу. Но кому нужно, на отсутствие печати не посмотрит.
– Но ведь это нечестно!
– Пф-ф! Тут для веса чего только не добавлено: и крахмал, и ланолин, и тальк, масло какао, так что граном больше, граном меньше, никто не заметит. А ты помалкивай, а то у тебя в кармане найдут что-нибудь ценное! Поняла?
– Мы всегда что-нибудь берем, – кивнула Лали. – За такое жалованье они закрывают глаза на подобные мелочи.
– Ты тоже взяла что-то?
– Десять порошков от головной боли для мамы, – пожала она плечами. – Глупо идти в аптеку, когда лекарство проходит через твои руки.
– Да у нас у каждой своя аптека дома, – хихикнула Марта.
– А я слышала, что в аптеках разворачивают наши порошки, вмешивают до половины веса сахарной пудры или мела, и снова расфасовывают, – сообщила Агата, полненькая хохотушка, прибирая свое рабочее место.
Я была шокирована. В академии много говорили о сертификатах качества, проверке лекарств и зелий. Фальсифицировать препараты преступно!
Звонок окончания рабочего дня заставил всех подскочить. Раздевалка, снять рабочую мантию и фартук, переобуться, при выходе показать раскрытую сумку и личный жетон охраннику, дождаться, пока он лениво взмахнет кристаллоискателем и выйти на улицу, под моросящий дождик.
Здание «Верена Фармари» простиралось на целый квартал, совершенно не украшая его. Голые серые стены, зарешеченные окна с матовыми стеклами. Будто тут работают преступники, а не дипломированные зельевары и алхимики. Надеюсь, после диплома меня переведут в другой отдел, и мой долг начнет уменьшаться намного быстрее.
Два медяка, если подумать, это совсем не плохо. Это сдобная булка-улитка и стакан молока на ужин.
Еще надо написать эссе для профессора рунистики, решить десять задач по магмеханике, что-то еще надо было по ботанике нарисовать. Я закрыла глаза и застонала. Старая сушеная вобла, профессор травоведения мури Эванс, всегда относилась ко мне предвзято, с первого курса. Не знаю, чем я ей не приглянулась.
Холодный ветер не располагал к неспешной прогулке, я быстро перебирала ногами, стараясь скорее добежать до ворот академии.
Рядом взвизгнули шины, и блестящий темно-синий магмобиль затормозил у обочины.
– Эй, красотка! – крикнул мужчина из окна.
Я вжала голову в плечи и перепрыгнула через лужу. Нашел красотку! Права была мама, мужланам абсолютно неважно, как ты выглядишь. Исхудавшая, бледная, с темными кругами под глазами, я могла бы играть в любимом мамином театре привидений без грима. А с небольшим гримом – и поднятых мертвецов не первой свежести.
Вот пальто было из прежней жизни, дорогое, кашемировое, и ботики совсем не выглядели чинеными, я старательно замазывала латку гуталином каждое утро, чтоб хотя бы сохранить видимость респектабельности. А раньше я бы просто приказала их выкинуть, поехала на Пшеничную, к мастеру муру Уртадо, гению сапожного дела. И не посмотрела бы, что новые ботики стоили бы сорок пять фоллисов, а то и все шестьдесят.
– Девушка! Ну, куда же ты?
Я и не заметила, что нахал обогнал меня, а теперь воздвигся на тротуаре. Широкая грудь в распахнутой кожаной куртке, подбитой коротким серебристым мехом, возникла перед моим носом. Ему-то тепло!
– Пойдем поужинаем, приглашаю!
Я не поднимала глаз и решала, с какой стороны его лучше обойти, справа или слева. Слишком широкоплечий, не стоит рисковать. Крутнулась на каблуках и бросилась назад. В два прыжка перескочила улицу и ввинтилась в узкий, извилистый, как кишка, темный переулок. В первый день моей работы я тут заблудилась, зато точно знала, что он выведет меня к городскому парку,