Подскальзываясь на кучах отбросов, перепрыгивая через вонючие лужи, я пролетела переулок за две минуты. Оказавшись на чистой улице, тут же тщательно осмотрела пальто, не мазнула ли где полой по плохо оштукатуренной стене. Ботики придется мыть и чистить, но вроде бы к подошве ничего подозрительного не пристало.
По улице неспешно прогуливались горожане. Плотно поужинавшие мужчины не застегивали своих плащей, а дамы кокетливо кутались в манто. Горели огни многочисленных кафе и магазинов.
Когда-то я бы тоже без колебаний толкнула дверь кондитерской и спокойно заказала бы кофе с пенкой и корзиночку со свежими ягодами. Или вон тот воздушный эклер… наша кухарка пекла замечательные эклеры. Рот наполнился слюной. С ума сойти, семь с половиной фоллисов! Атрибуты роскошной жизни стоят намного дороже необходимых вещей. Я побренчала медяками в кармане, напоминая себе, что моя нынешняя жизнь не предусматривает походов в пафосные кондитерские. Но что за жизнь без пирожных?
– Вот ты где! – меня крепко ухватили за рукав.
– Пустите! – задергалась я в крепкой хватке.
– Что ж ты пугливая такая? Я же сказал, поужинаем, угощаю!
– Поужинаем, ночью рассчитаюсь, утром позавтракаем и попрощаемся? – прищурилась я, поднимая глаза.
Глава 2. Сытость и слабость.
У гада, вцепившегося в мой рукав, не только куртка была добротной и красивой. Он и сам был очень, очень неплох. Крепко сшит и ладно скроен. Не хуже куртки точно. Каштановые кудри, явно подстриженные хорошим мастером, якобы небрежно обрамляли мужественное загорелое лицо. Зеленые, как крыжовник, глаза смотрели нагло и весело. Черная рубашка, узкие брюки, заправленные в мягкие сапоги, все подчеркивало ладную фигуру незнакомца.
Почему так несправедлива жизнь? У меня ресницы жидкие и светлые, а у него черные, пушистые и длинные? У меня губы узкие и невыразительные, а у него – будто изваянные резцом великого скульптора, прихотливым изгибом лука? Менее талантливый скульптор такого бы не смог создать. Сильная шея, маленькие аккуратные уши.
– Так я гожусь для ночных расчетов? Я не возражаю против твоего плана, – он наклонился, обдав меня запахом своего парфюма. Принюхалась привычно, раскладывая аромат на составляющие. Чайное дерево, мускус, апельсин, табак и розмарин. Дорого и вкусно.
– Нет, – грубо ответила я, вырывая рукав из захвата. – Вы меня спутали с ночной фиалкой.
– Но поужинать нам это не помешает? – улыбнулся наглец.
Сытый, разодетый, уверенный в своей неотразимости. У нас на курсе полно таких королей, безоговорочно верящих в свою исключительность и неотразимость. Когда я из домашней девушки с неплохим приданым стала стипендиаткой и поселилась в общежитии, они тоже подкатывали, чтоб «помочь» освоиться. Этот хуже, потому что старше и опытнее. Наверное, он с точностью до часа может сказать, сколько я не ела досыта. Академическая столовая не давала умереть с голоду, но и только.
Я посмотрела на него с такой ненавистью, что он шагнул назад.
– Малютка, ты что? Кто тебя обидел? – тут же стал серьезным приставала.
– Отстань! – рявкнула я. – Тебе на Каштановый бульвар, там найдешь собеседницу! Оставь меня в покое!
Не слушая больше, я развернулась к парку и пошла вперед, пылая негодованием.
Из-за негодяя опоздала к закрытию крошечной булочной на углу академии и уныло полюбовалась навесным замком на двери. К закрытию хозяйка отдавала хлеб и булочки за полцены, к вечеру там обычно собиралась небольшая очередь из неимущих студентов. Значит, сегодня на ужин только молоко.
Я проскользнула в ворота, предъявив значок академии.
Как никогда, мне было голодно, холодно и одиноко. Я так устала от одиночества. А этот повеса… он бы меня не обидел. Просто использовал бы по назначению. Может, он любит девушек в беде. Горячая ночь стоимостью в ужин – это очень выгодный тариф. Поэтому профессионалки ненавидят бедных девушек. Они демпингуют цены, когда надоедает голодать и важничать. Дурочка будет стараться, надеясь на новую встречу, не подозревая, что утром он даже не будет помнить ее имени. Откуда я, милая домашняя девочка, знаю о такой гнусности? Так в моей группе разные студентки учатся, наслушалась. Учиться лучше на чужих ошибках, чем на своих.
Молоко, оставленное на подоконнике, скисло. Стазис-ларь в студенческой комнате предусмотрен не был. Простоквашу съесть побоялась. Мне завтра учиться и работать, вдруг расстрою желудок? Раньше я такого не пробовала. Хорошо, что соседок не было!
Бесплатного места в общежитии мне не досталось, их расхватывали в начале учебного года, пришлось взять платную комнату, но зато я в ней жила одна. Половина стипендии стоила того. Никто не лез с утешениями, разговорами или просьбами о помощи. Я была лучшей на курсе. И не могла понять, что такого сложного в алхимическом ряду элементов, почему я могу это выучить и помнить, а другие – нет? Когда меня просили что-то объяснить, я искренне недоумевала, что там объяснять? Нет ничего проще и логичнее зельеварения!
Восемь правил, четыре основных закона и не больше двадцати исключений. Набор ингредиентов сам говорит о способе приготовления и применении готового средства! Это же элементарно! Водные зелья – настои и отвары, спиртовые – настойки и экстракты, твердые формы – мази, свечи, пилюли, драже, гранулы. Листья настаиваем или завариваем, корни и клубни толчем, варим или делаем вытяжку, твердые средства, опять же, толчем, растираем и добавляем в микстуру или мазевую основу, если не прописано употреблять в сухом виде. А сборник целительских рецептов – это просто… как поэма! Там каждое средство, как слово, которое нельзя выкинуть из строки, но можно заменить, и оно зазвучит по-другому. Я его весь наизусть выучила еще на первом курсе.
Меня считали зазнайкой и выскочкой. Неудивительно, что подруг в академии я не завела, да мне это и не нужно было, когда у меня был свой дом.
Правда, профессор стихийной магии, мур Хрисаор однажды сказал, что для зельевара или артефактора абсолютно нормально ощущать свой материал кожей, у них это в крови, так же, как желание комбинировать и экспериментировать. В то время как для мага-стихийника совершенно естественно наслаждаться своей стихией, проверяя мир на прочность. Вообще-то зельеваров, артефакторов и бытовиков стихийники тихо презирали, считали слабосилками. Такой мощный поток, как могли выдать стихийники, никто не мог выдать. Очень они любили мериться то огненными пульсарами, то водяными смерчами, и часто увлекались. Моего уровня хватило бы для поступления на стихийный факультет, но я не захотела. Училась со слабосилками. Естественно, меня не любили: где другие пыхтели и потели, я одним касанием достигала результата.
Зато у них вырабатывался контроль и умение тонко работать имеющимися силами. Никто из