Как и со смертями Марцелла, Гая и Луция, это обвинение в адрес Ливии не имеет веских оснований. Тацит считал ее коварной интриганкой и убийцей многих, «проклятьем государства» [118]. Однако настоящее ее преступление, с точки зрения историков Тацита и Диона Кассия, было не столько в том, что она подала отравленные фиги, сколько в том, что она заняла важное общественное положение и обладала значительной властью – для женщины такое было неслыханно. Дион Кассий неодобрительно пишет: «Она занимала очень высокое положение, намного выше всех женщин прошлых времен». Он заявлял, что она у себя в доме принимала сенаторов и «обладала величайшим влиянием». После смерти Августа она «взялась управлять всем, как будто она единоличный правитель», пыталась влиять на Тиберия, счастливо вменяя себе в заслугу, что это она сделала его наследником [119].
Какую бы роль Ливия ни сыграла, если вообще сыграла, в смерти Августа и его наследников, не может быть сомнений ни в том, с какой преданностью она обеспечила своему сыну это положение, ни в ее остром уме и смекалке, с которыми она пользовалась политической ситуацией, чтобы этого добиться. Сенат, помня о том, что плавный переход власти необходим, чтобы избежать гражданских войн, как в прошлом веке, с их хаосом и насилием, быстро предоставил Тиберию все полномочия, которыми раньше обладал Август. У империи, впервые за четыре десятка лет, появился новый правитель.
5
«Плохие императоры»: Тиберий, Калигула, Клавдий
Тиберию было 55 лет; он был высок, строен, голубоглаз, близорук и лыс, с рябым лицом и нравом одиночки. Принять на себя власть после успешного 40-летнего правления Августа, должно быть, стало невероятно тяжким бременем, к которому Тиберий не питал особого интереса – или даже не обладал к тому способностями. Один сенатор высказал мнение, что Август, зная о многих недостатках и изъянах Тиберия, избрал его наследником, так как «искал для себя славы от сравнения с тем, кто был много хуже» [120]. Если и в самом деле было так, то он исполнил свое желание.
Опасения, которые испытывал Тиберий по поводу такой роли, подтвердились, когда в сенате вслух зачитывалось завещание Августа: во вступлении утверждалось, что Тиберий стал его наследником только потому, что «жестокая судьба лишила меня моих сыновей Гая и Луция» [121]. Тиберий называл роль принцепса «тягостным рабством» и согласился служить правителем только до тех пор, пока, как он сказал сенату, его не отпустят, «ссылаясь лишь на усталость от государственных дел и на необходимость отдохновения от трудов» [122]. В его правлении была заложена модель, которой с обескураживающей регулярностью следовали многие будущие императоры: вдохновляющее начало, а затем стремительный катастрофический упадок.
Первые 12 лет прошли на удивление неплохо. Тиберий не покушался на важность сената и консулов, продвигал людей в соответствии с их заслугами, следил за исполнением законов, соблюдал права на собственность и не вводил новых налогов ни дома, ни в провинциях. Когда в 17 году города Смирна, Магнезия и Филадельфия (на западе Турции) испытали разрушительное землетрясение, Тиберий освободил их от налогов и оказал внушительную помощь. Он был столь скромен, что не позволил назвать в свою честь месяц сентябрь. Образ жизни он тоже вел непритязательный, был известен тем, что на формальных пирах у него подавались остатки с прошлых трапез (несомненно, к разочарованию изумленных гостей).
Трудные времена начались со смерти двух его возможных наследников. Первым в 19 году умер 34-летний племянник Тиберия Германик, красивый, очень умный и невероятно популярный полководец, своим появлением на улицах Рима собиравший толпы льстецов. Согласно Светонию, он обладал «телесными и душевными качествами, каких ни у кого не было». Он был образованным, храбрым воином, человеком, наделенным «исключительной добротой и удивительным и действенным желанием вызвать у людей благодарность и возбудить любовь» [123]. Его то и дело сравнивали с Александром Македонским. Тиберий с трудом мог вытерпеть такого соперника и отослал его в Сирию, где он умер при обстоятельствах столь же таинственных, сколь и подозрительных. Осмотр его жилища в Антиохии показал «орудия колдовства»: заклинания, заговоры, обугленные человеческие останки и свинцовые таблички с начертанным на них именем Германика. Однако, согласно Тациту, Германик полагал, что дело было не в магии и что «свирепая сила» его болезни была обусловлена ядом, которым его травили по приказу сирийского наместника Гнея Кальпурния Пизона, действовавшего, в свою очередь, по приказанию Тиберия [124].
Теперь стать наследником Тиберия мог его сын Друз (от его любимой Випсании). Но Друз внезапно скончался в возрасте 36 лет – его отравила собственная жена (и двоюродная сестра) Ливилла, сестра Германика. Таков был план у друга и советника Тиберия по имени Элий Сеян, хитрого и беззастенчивого нобиля, который рассчитывал присвоить императорский венец. Сеян соблазнил Ливиллу, возбудил в ней желание стать его женой и «соправительницей и умертвить мужа» [125]. Евнух дал Друзу медленно действующий яд, отчего тот заболел и в сентябре 23 года умер.
На тот момент убитый горем Тиберий понятия не имел о нечестивых планах Сеяна. Он ничего не заподозрил, даже когда Сеян убедил его оставить изнурительные труды в Риме и удалиться на остров Капреи (Капри). Здесь, в своих роскошных виллах, в располагающей к разврату обстановке, стареющий император презрел государственные дела и предался, по выражению Тацита, malum otium – «низменной праздности» [126]. Ходили слухи, что среди его развлечений было смотреть, как затейливо совокупляются группы сексуальных акробатов. В одной из вилл была даже эротическая библиотека на случай, если исполнителям потребовалось бы наглядное руководство.
Тем временем потенциальные наследники и соперники продолжали умирать: по наущению Сеяна Тиберий решительно подстригал семейное древо. Одного своего племянника, старшего сына Германика, он сослал на остров Понтия, где тот умер в 31 году. Другого племянника, второго сына Германика по имени Друз, он уморил голодом в тюрьме. Их мать Агриппина была сослана на Вентотене – в место изгнания своей матери Юлии; ее тоже насмерть уморили голодом. Когда козни Сеяна наконец открылись, Тиберий приказал его задушить, а затем взялся за дальнейшие жестокие расправы. «Перечислять его злодеяния по отдельности слишком долго», сетует Светоний, замечая, что «никто из казненных не миновал крюка» и что ему доставляло удовольствие измышлять для своих жертв «долгие изощренные пытки» [127]. Должно быть, казалось, будто вернулись темные времена правления Суллы.
Власть террора закончилась в 37 году, когда Тиберий заболел. Он не счел нужным обращаться к врачам, так как его личный прорицатель заверил его, что он проживет