Стоит отдать Клавдию должное: он был слаб телом, но не умом. У него был дефект речи и тремор, он с трудом ходил, волоча правую ногу. При этом ум у него был острым и пытливым (пусть и эксцентричным). В свободное время он не только пил, ел и играл в азартные игры, но читал и писал. Он очень интересовался историей и написал книгу о гражданских войнах в Риме и увесистый трактат о правлении Августа. Также он написал по-гречески историю карфагенян и этрусков. В I веке он был одним из немногих, кто еще мог читать на этрусском.
Для такого невзрачного кандидата в правители Клавдий начал определенно неплохо. Практически первым делом он уничтожил огромное хранилище ядов, обнаруженное во дворце Калигулы. Также он отменил непосильные налоги, введенные его предшественником, чтобы обеспечить себе роскошную жизнь, вернул конфискованное имущество и проявил милосердие: выпустил политических заключенных и помиловал изгнанников. Он построил в устье Тибра гавань для безопасного ввоза зерна и завершил разные строительные проекты Калигулы. Среди них выделяется акведук Аква-Клавдия, подававший в Рим 190 000 кубометров воды ежедневно – это 75 олимпийских бассейнов.
Одним из важнейших достижений Клавдия стало присоединение новой провинции. В 43 году его войска пересекли Ла-Манш и захватили племя катувеллаунов на юго-востоке Англии, тем самым присоединив к Римской империи провинцию Британию, которая (как замечает Дион Кассий) лежала «за пределами ойкумены» [144]. Клавдий даже сам поехал к своим легионам в Британии и с войсками перешел через Темзу. Устоявшийся миф (возникший на основе краткого пассажа Диона Кассия) о том, что Клавдий взял с собой отряд боевых слонов, чтобы покорить недовольное местное население, и даже победно проехал на слоне верхом по улицам, к сожалению, остается лишь мифом [145].
Еще одним наследием Клавдия стала непредвзятая политика относительно права занимать должности. Он признавал историческое значение ассимиляции с римлянами разнообразных этнических групп – вклад сабинян, этрусков и самнитов – и предпринял смелую инициативу расширить представительство в сенате. Этот процесс понемногу начался при Юлии Цезаре, а затем при Августе – оба они допускали в сенат людей со всего полуострова. Это встретило активное сопротивление со стороны старинных римских семейств, которых приводила в ужас мысль о том, что в сенате и в других важных общественных институтах будет полно людей, чья кровь (как они заявляли на сенатских дебатах) «им не родная».
«Чудовище среди людей»: неуклюжий немощный Клавдий был предметом шуток, но в его слабом теле таился пытливый, хотя и чудаческий ум
Коллекция Фарнезе, Национальный археологический музей Неаполя / Marie-Lan Nguyen / Wikimedia Commons
Однако Клавдий жарко агитировал за таких сенаторов, которые будут представлять всю Италию, в том числе людей из галльских племен. Отвечая тем, кто не хотел давать сенаторских привилегий людям, чьи предки воевали против римлян, он произнес убедительную речь, где обращал их внимание на то, что многие греческие города, в том числе Афины, пришли в упадок именно потому, что отказывали в гражданстве завоеванным народам. Он говорил: «Основатель нашего государства Ромул отличался столь выдающейся мудростью, что видел во многих народностях на протяжении одного и того же дня сначала врагов, потом – граждан». Его мнение победило, и двери сената распахнулись для галлов и других людей, которых Клавдий назвал «наиболее достойными провинциалами» [146].
Падение Клавдия Светоний и Тацит в основном связывают со скандальными действиями и коварными кознями, в которых были замешаны последние две из его четырех жен. Его супружеская жизнь была, мягко говоря, разнообразной: с первой женой, Плавтией Ургуланиллой, он развелся по причине «наглого разврата и из-за подозрения в убийстве» [147]. Третья и четвертая жены были еще хуже. Из-за принятых в семействе Юлиев-Клавдиев внутренних браков обе они были его близкими родственницами. Когда Клавдий стал императором, он был женат третьим браком на своей двоюродной сестре Мессалине («развратнейшей и необузданнейшей», по крайней мере, так считает Дион Кассий) [148]. Ее бабушки приходились друг другу сводными сестрами, а ее бабка и бабка Клавдия были родными сестрами, дочерьми Октавии и Марка Антония.
Союз Клавдия с Мессалиной был каким угодно, только не счастливым. Поведение Мессалины – ее стремление познать, выражаясь словами Тацита, «неизведанных еще наслаждений» [149] – шокировало даже по меркам Рима в I веке. Ювенал в «Сатирах» описывает «блудную Августу» в светлом парике, которая, когда Клавдия морит пьяный сон, ускользает из дворца и отправляется в бордель, где «голая, с грудью / В золоте, всем отдавалась под именем ложным Лициски [150]» [151].
Портрет этот весьма сомнителен, служит пропаганде тех времен, а также отражает женоненавистничество и нездоровые склонности потомков. При этом Мессалина, очевидно, была страстной любовницей и, в сущности, состояла в двух браках. В 48 году, когда Клавдий отлучился из Рима, она справила дорогую роскошную свадьбу с одним из своих любовников, амбициозным политическим деятелем Гаем Силием, которому пожаловала роскошную виллу, где было в избытке самых ценных сокровищ Клавдия. Прознав об этом, Клавдий поспешил назад в Рим и казнил эту пару.
Старший сын Клавдия, Друз (от Плавтии Ургуланиллы), умер в раннем возрасте за несколько лет до того: подбросил в воздух грушу, поймал ее ртом, а потом ею подавился (это неловкое представление показывает, что бедняга Друз, наверное, был из того же теста, что и его отец). Но у Клавдия был еще один сын, которого в честь новой римской провинции с гордостью назвали Британиком. При наличии этого юного наследника Клавдий поклялся больше не жениться и даже попросил преторианскую гвардию убить его, если он вздумает это сделать. Однако его планы изменились, когда он попал под чары своей племянницы Агриппины, дочери его брата Германика и