Несколько минут я ждала, когда он появится у меня за спиной.
– Закончила? – В его голосе прозвучали незнакомые мне эмоции, каждая из которых напоминала незнакомца, случайно встреченного по пути. Я могла либо пройти мимо, либо пожать руку каждому из них и узнать их получше.
Я медленно кивнула, и у меня изо рта вырвался глубокий вздох. Это не было усталостью, скорее расплатой за собственное прошлое.
– Да, – прошептала я.
Эфкен сделал еще один шаг и вошел в мое личное пространство, отчего мое сердце стало биться быстрее. Как будто я была океаном, а Эфкен – неизведанным островом, который я хранила в глубине души и который иногда омывала своими волнами. Горячее дыхание Эфкена коснулось моих волос и шеи, и по моему телу пробежал мрачный холодок. Чувства заполнили мое сердце до краев, подобно крови, стекающей по ногам беременной женщины, потерявшей ребенка.
Эфкен положил теплую руку на мое обнаженное плечо, с которого постоянно соскальзывал свитер, и медленно развернул меня к себе. Мои руки, сжимавшие палитру и кисть, обмякли и опустились вниз. Я даже услышала, как капнула на пол жидкая черная краска. Мои чувства странным образом обострялись всякий раз, когда он приближался ко мне.
– Ты всегда его видела? – спросил Эфкен, оглядев меня с головы до ног, и я поняла, что он спрашивает про символы, нарисованные на холсте позади меня. Я молча кивнула.
– Это то, что я всегда видела, – прошептала я. – И есть еще один, который я вижу совсем недавно.
Эфкен замер, удивившись услышанному, но искусно скрыл это.
– Слишком много лун и солнц, – сказал он, глядя на меня, но трактуя мою картину. – В центре одного из кругов – ворон, – сказал он, и я вздрогнула, вспомнив мертвые тела черных воронов под окном. Эфкен медленно обошел меня и встал прямо перед полотном. – Это гиена? – спросил он в замешательстве.
Я медленно кивнула.
– Да, наверное. Я видела именно ее.
– Понятно, – сказал он.
Я отложила палитру и кисть, сняла холст с мольберта и поставила рядом со второй картиной. Эфкен вдруг прошел мимо и взял эту картину в руки, размазывая пальцами невысохшую краску по краям.
– Это ты видела в последнее время? – Он поставил холст на мольберт.
– Да, – прошептала я.
Некоторое время он молчал. Просто стоял и смотрел на картины: одну на полу, другую на мольберте. Потом осторожно повернулся ко мне и сказал:
– Я сегодня наговорил глупостей. – Он говорил так, как будто злился на меня.
– Что?
– Я сказал, такие, как ты. Но ты ни на кого не похожа. Может, поначалу ты и представляла для меня угрозу, но я никогда не считал тебя такой.
– Какой?
Он сердито посмотрел на меня, словно злился, что я заставляю его обнажать душу. Возможно, в этом и заключалась главная причина его гнева: я могла разговорить его, даже когда он не желал.
– Обычной, – сказал он, а потом добавил: – Любой другой женщиной.
Каждое чувство, которое я испытывала к нему, было подобно благосклонности, которой Бог наделил меня. Когда я смотрела на него, то видела лишь чистейшую тьму, а мои чувства к нему походили на заиндевевшую полную луну, взошедшую на полуночном небе и способную затопить своим светом непроглядную тьму. Я заметила, как он сжимает руки в кулаки. Какое-то время я рассматривала татуировки, набитые на костяшках его левой руки. Ни он, ни я не проронили ни слова. Свет полной луны растекся по полу гостиной, напоминая бездыханное тело. Дождь прекратился.
Эфкен глубоко вздохнул, словно собирался сменить тему.
– Эту картину ты видишь уже давно. А как насчет этого? – Он медленно перевел взгляд с холста на меня. – Как давно ты видишь эти образы в своих снах?
Его вопрос мягко просочился в мое сознание, а низкий голос обрушился на меня словно снегопад. Я медленно перевела взгляд на холст, стоящий на деревянном мольберте в углу темной гостиной. На картине была изображена полная луна, в центре которой виднелся блестящий меч. Вокруг него обвивалась змея, обнажившая ядовитые клыки.
Его бездонные синие глаза смотрели прямо на меня.
– С темной ночи, когда мне исполнилось двадцать один.
Эфкен долго молчал. Его пухлые губы не шевелились, голос словно затерялся в бездне его мыслей, и я слышала лишь его хриплое дыхание. В его взгляде я разглядела скрытое послание. Хотя Эфкен продолжал молчать, его бездонные синие глаза были более чем красноречивы и безмолвно выражали все то, что не смог сказать вслух.
– Хочешь что-то сказать? – уверенно спросила я. Он долго смотрел на меня, а потом молча покачал головой. Тем не менее я была почти уверена, что ему есть что мне сказать, но не стала настаивать. Я вытерла перепачканные краской пальцы о голую кожу, отступила назад и еще раз посмотрела на картины. И хотя я потратила на них всего несколько часов, они обе выглядели точной копией тех образов, которые постоянно возникали в моем сознании.
– Почему ты хотел их увидеть? – спросила я, и между нами снова воцарилась тишина.
– В них может содержаться послание, – ответил Эфкен. Я уже знала это, но слышать нечто подобное от него было все равно странно. – Если хочешь, я могу выставить их в моей галерее. Анонимно, разумеется, – сказал он, и я недоверчиво уставилась на него. Он пожал плечами. – Может, ты не единственная их видишь, и кто-то другой тоже охотится за ними.
– Возможно ли, что кто-то еще, кроме меня, видит эти символы?
– Почему бы и нет? – спросил он.
– А ты их видишь? – спросила я, приподняв одну бровь. Он сделал паузу и перевел на меня взгляд. – Я думаю, в твоих снах тоже есть какие-то послания, необязательно такие, как эти. Образы, может быть символы или просто видения?
– Уже поздно, иди отдохни, – бросил Эфкен и, повернувшись, зашагал к выходу из гостиной.
– Постой, – сказала я, бросившись вслед за ним. – Каждый раз, когда я оказываюсь права, ты сбегаешь.
– Сбегаю? – переспросил он, презрительно глядя на меня. В его голосе тоже звучало презрение.
Я пожала плечами, стараясь выглядеть равнодушной.
– Да.
– Ты права, я единственный, кто научил тебя дерзить, – сказал он, а затем повернулся и исчез в темном коридоре. Запугать меня ему не удалось, поэтому я последовала за ним в коридор. Он прошел в свою комнату, оставив дверь открытой, вероятно, зная, что я вихрем ворвусь следом. Когда я вошла, красный свет лампы уже освещал комнату, словно маленькое пламя, но внутри все равно было достаточно темно.
Эфкен был