Иван Иваныч пытливо посмотрел на неё, но послушал и сделал, как она просила. Вскоре появилась Надежда. Она вошла, ахнула, закрывая рот руками, но сразу же начала исполнять приказы боярышни.
Князю в эту ночь пришлось несладко. Евдокия вычистила ранку, пока действовало онемение. А потом она привела Юрия в чувство и дала свои снадобья. После чего очнувшийся князь выгнал её, стесняясь при ней изливать из своего нутра жидкости. К утру он чувствовал себя обессиленным и обиженным, но был рад, что жив и здоров.
Узнав, что в ожидании новостей о его самочувствии Евдокия заснула в соседних покоях, приказал не будить её, а сам направился к себе. Ему не терпелось услышать, что узнал царевич из допроса слуги и не поползли ли ненужные слухи по замку.
С последним невольно помог дон Игнасио, устроив похищение Евдокии в самый тихий час и предупредив своих знакомых об отъезде. Теперь его никто не будет искать. Вот только с телом может быть сложно, но царевич наверняка уже решил это.
Одолеваемый разными мыслями, князь вихрем ворвался к себе, велел принести воды и, как только освежился, поспешил к царевичу.
— Что удалось узнать? — с порога спросил он.
— Ничего.
— У тебя что, нет того, кто мог бы разговорить слугу?
— Мы не у себя дома, — огрызнулся Иван Иваныч. — Но слуга не может говорить.
— Не понял, — нахмурился Юрий Васильевич. — Мне доносили, что он охотно мурчал бабам на ушко всякие скабрезности на своём языке.
— А сейчас сидит и пускает слюни. Не может заглотить еду и питье.
Князь не мог поверить услышанному.
— Яд? — хрипло спросил он.
— Вряд ли.
Щека царевича дернулась, как это бывало в моменты сильного напряжения, и он прижал её ладонью.
— Ничего не понимаю! — в раздражении воскликнул князь. — Чертовщина какая-то! Может, матушку Аграфену позвать? Пусть посмотрит, кто порчу навёл!
— Послано уже, — пытаясь сохранить невозмутимый вид, Иван Иваныч начал мерить комнату шагами. — Хватит ей в чужом монастыре сидеть!
Князь и царевич молча стояли, понимая, что оба осрамились. У них в руках был ключ ко многим странным событиям, а они его проворонили, как та глупая ворона с сыром.
— Османы на Стефана идут, — обронил Юрий Васильевич. — Нам надо либо помогать ему отбиваться, либо уезжать.
— Нельзя помогать! — резко вскинулся царевич. — Сам знаешь, что этим летом Крым попал под османский протекторат и отец послал посольство к султану, чтобы наново договориться о торговых путях для наших купцов. Нам нельзя терять влияние в Каффе.
— Он хочет продолжать выкупать православных?
— Да.
— Вместо того, чтобы укреплять границы, мы поощряем набеги, — не сдержался от укора Юрий.
Царевич поморщился, а князь раздраженно махнул рукой, показывая, что не ждёт ответа. Оба прекрасно знали, что этот спор зародился от бессилия. К тому же налаживать связи с султаном придется в любом случае: Каффа, Судак и причерноморские города — там должны быть русские купцы. И царь собирался протолкнуть их в море, чтобы расширить торговлю.
— Как всё навалилось-то! — не сдержавшись, тоскливо застонал Иван Иваныч, запуская пятерню в кудри. — Если б Дуньку похитили, то мы её даже искать не смогли бы из-за идущих сюда осман.
— На то у дона и был расчёт! Поверить не могу, как он от нас ускользнул.
— Он мёртв, дядька.
— И что? Ускользнул же! Мы понятия не имеем, кто за ним стоит. Кто велел ему охотиться за Евдокией и устроить на тебя покушение.
— Ну почему же не имеем, в общих чертах знаем.
— Вот именно, что в общих чертах. Лука передал мне, чем дон соблазнял Евдокию, но сомнительно что-то. Библиотеки, тайны, жрецы… Чушь все это.
— Не скажи. В знаниях великая сила. Мы за последние годы своим трудом и умом многое узнали и смотри, как продвинулись. Ныне простой люд не о еде думает, а строит отдельные дома сыновьям, не прячась от налогов, да на храмы жертвует. Когда такое бывало? Лекарское дело опять же… — царевич замолчал.
— Надумал чего?
Иван Иваныч потер виски и пожаловался:
— У меня не укладывается в голове, что мы так оплошали с этим доном. Он у нас был в руках и, если бы не его слуга, — царевич стукнул кулаком о стену. — На теле Игнасио не осталось никаких ран, но он мертв. Как так? Что с ним сделал этот здоровяк? Почему он сам теперь в таком состоянии? Я ничего не понимаю!
— Может Евдокию спросить? Она мыслит как-то совсем по-другому.
— Спрошу, да толку то? Всё уже произошло! Ты мне скажи, не передумает ли Стефан отдавать дочь, если мы сейчас уедем? Он ищет поддержки против осман, мы же виляем и серебром откупаемся, а теперь и вовсе уехать должны.
— Как раз сейчас и отдаст. Если осман прорвётся к нему, то Елена окажется в гареме султана.
— Но он просит воинской помощи.
— Племяш, скажи честно: он просит или девочка?
Царевич смутился, но все же ответил:
— Ты не думай, я всё понимаю. Это политика, и римляне нам пример.
— Раз понимаешь, так чего спрашиваешь? Мы сюда столько злата-серебра привезли, что Стефан может целое войско наемников собрать.
— У него своё войско собрано…
Юрий Васильевич скептически хмыкнул, но продолжать эту тему не стал. Как бы Стефан ни старался, а в одиночку осман ему не одолеть. И никакие союзы не помогут, потому как все его соседи тянут в свою сторону. Брат Иван всё правильно делает, собирая земли в единый кулак, но как же медленно всё происходит!
Царевич и князь вновь молчали. Обоим хотелось домой, чтобы заняться домашними делами, но из-за быстро набирающих силу осман политический расклад вновь поменялся и с повседневностью придётся обождать. Затишье прервал стук в дверь.
— Чего ещё случилось? — спросил Иван Иваныч, увидев просунувшуюся голову своего телохранителя.
— Так там боярышня спрашивает, как князь себя чувствует. Переживает.
— Скажи обождать нас, — переглянувшись с Юрием, велел царевич. — Сейчас подойдем.
— Ага, передам.
Глава 23
Губы Евдокии жалостливо изогнулись, когда она увидела похудевшего князя. Князь предстал перед ней с очертившимися скулами, залегшими тенями вокруг глаз и заострившимся носом, ставшим похожим на клюв коршуна. Такие носы к старости совсем провисают, а если ещё бородавка вскочит, то вовсе баба-Яга будет, а не князь! Воображение боярышни быстро нарисовало ужасную картинку, и она зажмурилась.
— Евдокиюшка! — встревоженно позвал её Юрий Васильевич, делая шаг к ней,