— Можно как-то незаметно подойти, чтобы не всполошить всю базу? — спросила Полина, и Захар отмахнулся:
— Да тут, к счастью, только они да еще какие-то работяги, двое, они живут вообще в другой стороне, там стоит вагончик утепленный. Я вчера с владельцем базы переговорил — помогают ему с ремонтом да пару новых домиков еще ставить будут, тут место популярное, хоть и дорога плоховата, в непогоду вообще не проехать. От главных ворот те три домика не просматриваются, можно обойти еще и по берегу, только спускаться нужно, а потом в горку, там обрыв.
— Ну, это мы осилим, — отозвался Якутов, оглядывая другой берег озера, который сейчас было плохо видно. — Народа сколько там?
— Две бабы и четверо мужиков, разошлись по двое по домикам. Те мужики, что без баб, похоже, отец и сын, парень совсем молодой, лет шестнадцать. У одного из мужиков действительно шрам на левом виске — большой рубец, его издалека видно. Среди женщин одна помоложе, одна постарше, но не похоже, чтобы мать и дочь, разница в возрасте визуально небольшая, — отчитался Лисин, и Полина спросила, по-прежнему глядя на листок в блокноте:
— Кто где ночевал?
— Вот тут отец с сыном. — Лисин ткнул пальцем в самый крайний домик. — А остальных, извините, проморгал. Но молодой выходил ночью из среднего домика и туда же вернулся.
— Ясно. Значит, будем исходить из того, что молодой со шрамом представляет наибольшую опасность, — сказала Полина.
— Предлагаю близко к базе не подъезжать, машины оставить так, чтобы их видно не было, — произнес Двигунов, глядя в сторону небольшого леска.
— Мы их здесь все равно не спрячем, лес-то голый, все равно видно, — возразила Каргополова, тоже посмотрев на голые деревья.
— Так и скажите, что грязь месить пятьсот метров не хотите, — буркнул оперативник.
Она ничего не сказала, только покачала головой — Двигунов в своем репертуаре, с этим приходится мириться, так как сделать ничего все равно нельзя.
— Значит, сделаем так, — подвел итог Якутов. — Мы пойдем вперед, у базы разделимся и возьмем всех, а вы пока потихоньку дойдете.
— Я с вами, — сразу сказал Двигунов, проверяя обойму пистолета. — А Захар Полину Дмитриевну подстрахует.
— Хорошо, — отозвалась она. — Всех подозреваемых рассредоточить по одному, народа у нас достаточно. Только давайте без грубостей, очень прошу. А то дров наломаете вы, а извиняться потом, как обычно, буду я.
— Все-таки думаешь, что это не те? — спросил Якутов, опуская балаклаву на лицо и давая своим знак выходить из автобуса.
— Скажем так — не исключаю такой возможности. Саша… — Она выразительно посмотрела на Якутова, и тот кивнул:
— Да понял я. Все, мы побежали.
Анфиса
Гриша Большаков казался Анфисе идеальным — и это ее настораживало. Не бывает так, чтобы человек оказался начисто лишен каких бы то ни было недостатков. Большаков же был словно собранием всех положительных качеств, которые только существуют в природе. Плюс к этому — Гриша был болезненно аккуратен и пунктуален, что зачастую вносило в жизнь определенные неприятные моменты. Он требовал не только от себя, но и от других неукоснительного соблюдения правил, а люди далеко не всегда согласны с таким подходом.
Анфиса первое время не обращала на это внимания — ну, любит человек, чтобы все подчинялось какому-то регламенту, что в том такого? У всех свои странности. Зато Гриша надежен как швейцарские часы, на него всегда можно рассчитывать, он не нарушает обещаний, не опаздывает, не врет.
Они начали встречаться еще на шестом курсе института, и Большаков как-то быстро отвадил от Анфисы всех конкурентов, коих было достаточно. Гриша выглядел очень внушительно, был широкоплеч, высок и физически силен, потому желающих поспорить с ним за место возле Анфисы не нашлось.
Он провожал ее домой после лекций, приглашал в кино, на выставки — словом, развлекал. Анфисе же очень нравилось просто гулять с ним где-нибудь в парке или на ВДНХ, разговаривать обо всем или просто слушать, как Гриша читает стихи, которых он знал огромное количество. Это особенно располагало к нему Анфису — мало кто из сверстников так увлекался поэзией, а она стихи любила.
Понравился Гриша и родителям, да как он мог не понравиться — с такими манерами, с грамотной речью, открытым взглядом и совершенно очевидным обожанием, с которым смотрел на Анфису.
— Хороший парень, — обронил отец, когда раскрасневшаяся от волнения Анфиса вернулась из прихожей, проводив гостя. — Кем быть собирается?
— Хирургом. — Анфиса взяла чашку с недопитым чаем и сделала глоток.
— Ну-ну…
— Ой, да зануда обычный, — фыркнула развалившаяся на диване Олеся. — Правильно, Фиска, выходи за него замуж — у вас в квартире даже насекомых не будет, все от скуки перемрут.
— Тебя не спросили, — отрезала задетая за живое Анфиса.
— А зря! — Сестра показала ей язык и захрустела стянутой со стола вафлей.
— Не кроши на диван, — велела Анфиса. — Как пропылесосить, так тебя нет.
— Вот-вот, я же говорю — вы друг другу подходите. Ты такая же зануда. Будете на входе в квартиру бахилы выдавать и облучать кварцевой лампой, — не осталась в долгу Олеся, встала и, демонстративно стряхивая крошки на пол, ушла в свою комнату.
Поженились они после окончания ординатуры, пышную свадьбу не устраивали — расписались в ЗАГСе и провели вечер в ресторане с родственниками. Родители Гриши приехали для этого с Урала и были рады знакомству с новой родней. Родители Анфисы держались запросто, и по отцу даже не было понятно, что он занимает высокий пост в институте и имеет множество регалий в медицинском мире — Анфиса очень опасалась, что отец «включит профессора», как называла это младшая сестра, но нет, Леонид Николаевич общался с родителями Гриши на равных.
Жить молодые стали, естественно, в квартире Анфисы — не селиться же в общежитии института, где проживал молодой супруг. Она считала такое положение вещей нормальным, потому что — ну, какая разница, кому принадлежит жилплощадь, главное же быть вместе.
Гриша сразу переделал в квартире многое так, как казалось удобным ему, и Анфиса не возражала. Он мужчина, ему виднее. Кроме того, Гриша все умел делать сам, своими руками, и это тоже казалось ей положительным качеством, выгодно отличавшим его от многих сверстников.
Первое время все