— До чего же ты перепугался, Китти! — прошептала Камаламма, помогая ему подняться. — Смотри, даже описался.
Когда они собрались уходить, заклинатель сказал:
— Амма [5], я заговорил вашего мужа. Заклинание это верное. Пожалуй, он теперь никогда и не подойдет к той женщине.
Он забрал цыпленка, рис и кокосовый орех. Камаламма вынула из складок сари рупию и протянула ему. Обратно пошли все вместе, но вскоре колдун свернул на боковую тропинку. Монна с лаем бросился за ним, затем примчался назад. Китти осторожно ощупал свои карманы. И когда тетя спросила его, испугался ли он, Китти ответил «да», посасывая леденец. Но, услышав смешок Ломпи, он рассердился и мысленно обругал его. Вот они и дома. Похрапывает Силла, с головой укрывшийся циновкой. Говоря что-то Ломпи, Камаламма украдкой бросила взгляд на дверь комнаты мужа. Дверь по-прежнему была закрыта. Вымыв руки и ноги, она зажгла светильник перед изображениями семейных богов и молитвенно склонила голову. Снаружи доносился громкий лай Монны.
Китти лежал в постели; в его сознании одно за другим оживали пугающие впечатления дня: пронзительный писк летучих мышей, жалобный крик ночной птицы у развалин храма, тявканье лисицы на горе Карикалл… Он задрожал и начал всхлипывать. Когда к нему подошла тетя, он прижался к ней и спрятал голову у нее на груди. Успокаивая его, тетя прошептала:
— Только смотри, Китти, никому не рассказывай!
— Не буду, — обещал он. В ушах у него все еще звучали последние слова колдуна. Уткнувшись лицом в тетину грудь, он улегся поудобней и сладко заснул
2
Еще не рассвело, а тетя уже разбудила Китти. Она только напомнила ему, что сегодня праздник, и он сразу вскочил на ноги. Правда, когда она повела его мыться в ванную, глаза у него совсем слипались. Тетя раздела его, и он застыдился. Она помыла ему голову, велев крепко закрыть глаза, потом вымыла его порошком мыльного ореха, окатила водой и вытерла насухо. Китти поморгал и открыл глаза — во всем теле появилась необыкновенная легкость. Пока она одевала его в штанишки цвета хаки и голубую рубашку, специально купленную к празднику, собирала сажу с боков котелка и ставила черное пятнышко ему на щеку, чтобы отвести дурной глаз, Китти думал о том, какая тетя красивая — красивей его матери. Камаламма начала раздеваться перед омовением и сказала:
— Иди теперь, Китти, займись на веранде гирляндами, я скоро приду.
Китти вышел на веранду. Едва начало светать. Внизу во дворе Ломпи при свете фонаря раскрашивал рога волов в красный и синий цвета. Силла плел гирлянды, которые будут надеты им на шеи. Китти вспомнилась родная деревня, мать, старшая сестра, Суши, вся родня. Там вокруг сплошь дома, а не леса, как здесь. Там нет ничего похожего ни на здешнее поле у речки, ни на гору Карикалл, ни на лес Додданасе, ни на развалины храма Ханумана, возле которых можно собирать плоды диких деревьев. Потом он вспомнил, как плел толстые венки из цветов коттимани, которые росли по берегам ручья, текущего через фруктовый сад, и решил отдать их Суши, когда она приедет. Стоя в дверях, Китти поднял глаза и увидел, что небо за лесом начале розоветь. И снова потоком нахлынули воспоминания: как ставил он вместе с Силлой ловушки на птиц в лесу Додданасе; как он поймал на дереве зеленого жука, посадил в спичечный коробок, привязал к его ножке нитку и отпускал полетать; как кормил жука молодыми побегами; как купался голышом в ямах, заполненных дождевой водой; как лазал по деревьям, играя в обезьян… одна картина сменялась в воображении другой.
Заметив Китти, замечтавшегося в дверях, Силла сказал:
— Киттаппа, сплети-ка мне, пожалуйста, пару венков из ноготков, чтобы волам на рога повесить.
— Ладно, только сперва сплету гирлянду для двери.
Расчистив себе местечко среди груд красных и золотистых цветов, Китти уселся и принялся за работу. Вплетая цветок за цветком в гирлянду, он начал клевать носом. Но сон разом слетел с него, когда он увидел своего дядю Чандреговду. Дядя, зевая и потягиваясь, вышел из комнаты и начал громким голосом отдавать приказания слугам. Он стоял на веранде, возвышаясь над Китти, как гора, и Китти отчего-то было страшно посмотреть на него. Вот и вчера он тоже испугался, когда дядя позвал его и повел покупать бенгальские огни. И так было всегда. Китти сидел тихо, не поднимая глаз от груды цветов, и пытался понять, почему он так пугается в присутствии дяди. Тетя, подумалось ему, тоже его боится: она при нем и рта почти не раскрывает. Разве не бил он ее из-за какого-нибудь пустяка? Сколько раз Китти уже весь кипел… Чандреговда спустился по ступенькам веранды во двор, сунул ноги в джирки и отправился к деревенскому пруду. Китти заметил, как усердно трудились, затаив дыхание и прислушиваясь, Ломпи и Силла, пока зловеще громкий звук дядиных шагов не замер вдали. Потом Ломпи стал выгонять волов, а Китти снова принялся плести гирлянду.
Всякий раз, когда Китти спрашивал у тети, куда уходит дядя по вечерам, она начинала горько плакать, и он перестал спрашивать. Иногда он даже слышал, как тетя всхлипывает среди ночи. От одной мысли об этом у него самого навернулись слезы. Дядя ужасно злой. Он, Китти, помнит все — с первой минуты своей жизни здесь.
Он не захотел поехать домой, пусть даже всего на неделю, когда мать, приезжавшая сюда, звала его с собой. Ведь в прошлый раз — это было еще до праздника Гаури — он заскучал дома уже на третий день. Суши выросла, стала такая же большая, как Наги. Она все упрашивала, чтобы ее отпустили вместе с ним, покуда мать не задала ей порку. Мать уговаривала его остаться подольше, но он вспомнил тетю и уехал. Тетя у него добрая: ни разу его не ударила и даже дяде, не дает пальцем его тронуть. А как она кормит его, точно маленького: кладет кусочки прямо ему в рот! Хоть и стесняется он иногда, но есть так — одно удовольствие…
Китти размечтался и перестал плести гирлянду.
Камаламма вышла из ванной и выговаривала теперь слугам за то, что они сидят с фонарем, хотя совсем рассвело. Потушив фонарь, она спросила:
— Ну что, Китти, закончил гирлянду? — Потом подошла и остановилась возле него. Ее влажные густые волосы двумя широкими потоками спадали ей на грудь. Китти залюбовался тетей: зеленое сари с красной каймой; белая округлая рука — гладкая, как у его старшей сестры, — вся унизанная синими и зелеными