Сухаг выставила руку, будто заслониться хотела от слов Митро, и сухо сказала:
— Твой муж — святой человек, Средняя. И когда ты только уймешься и перестанешь говорить о нем такие вещи? Правда, сестричка, веди себя скромнее. Ведь каждому рано или поздно перед богом ответ держать.
Митро вскинула голову:
— А мне чего бояться? Справедливости от бога ждать — а бог что, не мужчина? Позовут твою Митро на суд и расправу, так кто-нибудь и там на нее заглядится!
Сухагванти силой заставила Митро наклонить голову.
— Боже, прости нас обеих! И я виновата, что слова бесстыдные слушала, на мне тоже грех, и тебе покаяться нужно.
Меньше всего собиралась Митро каяться.
Она со смехом закружилась по комнате, неожиданно остановилась перед Старшей и, нахмурив брови, строго сказала ей:
— Хватит, Сухагванти. Незачем меня стращать и запугивать. Этот расчетливый неповоротливый господин не только вам с мужем родственником приходится, он и Митро не чужой человек.
Дханванти убрала на кухне и вскипятила молоко для невестки. Налила его в стакан и, аккуратно накрыв, понесла Сухагванти в комнату. Дверь была притворена, из-под нее на веранду пробивался свет, создавая ощущение покоя и уюта. Мать представила себе сына с невесткой в их комнате, и тихая радость наполнила ее сердце. Она толкнула дверь ногой и осторожно переступила порог. Невестка лежала, прикрыв простыней округлившийся живот. Дханванти передалась удовлетворенность невестки, и, глядя на ее осунувшееся лицо, она подумала:
«Дай бог, чтобы и дальше все было хорошо, а пока что жена нашего Банварилала прямо как куколка!»
— Сухагванти, — окликнула свекровь.
Невестка с трудом поднялась с кровати и упрекнула старуху:
— Что же вы все сами делаете, позвали бы меня.
Дханванти развязала узелок на конце покрывала, достала щепотку толченого сухого амла [33] и высыпала невестке на ладонь.
— Вот. Запей горячим молоком. Это полезно в твоем положении.
Сухагванти выпила молоко, поставила стакан.
Свекровь помогла ей снова лечь в постель и начала умело разминать ей руки и плечи. Сухагванти лежала, расслабив все мышцы, и молча смотрела на старуху.
— От Средней ничего не слышно, мама? — спросила она через несколько минут. — Сардарилал сегодня вечером должен был вернуться.
— Наверное, теща уговорила на денек задержаться. В конце концов, не так уж часто он бывает там.
Помолчав немного, Дханванти неуверенно спросила:
— А что ты думаешь о Митро? Вы с нею уже года два знакомы, как ты скажешь — есть правда в том, что о ней болтают?
Сухагванти села в постели, судорожно втянула в себя воздух и уставилась на свекровь:
— Мы люди маленькие… умишко куцый у нас… как мы можем судить… Средняя невестка у нас с характером, а что в ней черное, что белое — кому это дано понять? Одной ей известно, что у нее на уме, а вот в теле у нее такая жажда — сто рек не напоят.
— Чего я только не говорила Сардарилалу, как не ругала его — вспомню, сердце кровью обливается.
— Не знаю, мама, что и сказать вам, — сочувственно вздохнула Сухагванти, — мне даже неудобно с вами говорить об этом… Душа у нее горит, места она себе не находит.
Теперь смутилась Дханванти.
— С утра до ночи об одном прошу бога, доченька, чтобы дал он моему сыну терпения вынести ее выходки. Может, случится чудо, может, успокоится ее душа, станет она доброй невесткой, которая о семейной чести не забывает.
Разговор утомил молодую женщину. Старуха это заметила, поправила сползшую простыню и пошла к двери.
— Тебе ни о чем не надо беспокоиться, — на ходу говорила Дханванти, — ты в голову дурного не бери. А я к тебе Банвари позову. И о чем они там столько времени с отцом разговаривают!
— Мама! — позвала ее Сухагванти.
Свекровь обернулась, подошла к кровати:
— Тебе что-нибудь нужно, дочка?
— Нет-нет, мама, — замотала Сухагванти головой, — я только хотела сказать… Напрасно я про Митро говорила… Кто я такая, чтобы судить ее.
Дханванти заглянула в глаза невестки, которая ей так по душе была — прямо плакать хотелось от любви. Она погладила ее по голове:
— Чистое у тебя сердечко, Сухагванти, дай тебе бог счастья.
Дханванти выглянула во двор.
— Банварилал! — стала она звать сына. — Ну кто же так делает, сын? Вы что, решили сегодня все на свете с отцом обсудить? Твоему отцу безразлично, который сейчас час, а жена вот-вот заснет, тебя не дождавшись!
Гурудас засмеялся, увидев, с какой поспешностью сорвался с места его сын. Смеясь и кашляя в обвислые усы, Гурудас сказал:
— Мир переменился — узнать нельзя, только твердая рука твоей матери не ослабевает, стрелы бьют прямо в цель.
— В кого летят ее стрелы, тому и все золото ее сердца достается, — на ходу ответил сын.
— Что отец, что сын, — притворно негодовала Дханванти. — Чего только не придумают, лишь бы над старухой посмеяться.
Банварилал широким шагом пересек дворик и скрылся за дверью своей комнаты. Дханванти осталась подышать свежим воздухом. Какой у нее сын! Идет через двор, а матери кажется, будто прекрасный принц из сказки. Дверь, закрывшаяся за ним, разбудила в ней давние воспоминания.
— Как будто вчера это было… Когда я поняла, что будет у меня ребенок, расплакалась от счастья. Слезы дождиком капали.
Дханванти улыбнулась в темноте. С какой ясностью все это помнится. Прошло тридцать лет, тридцать счастливых лет, куда они подевались? Были — и нет. Куда девалась та совсем юная, неопытная девушка? Ничего-то она не знала, ничего не понимала, ни слова правильного сказать не умела, ни сесть, ни встать.
В то утро она почувствовала, что ее тошнит, что ей противно смотреть на еду, и пожаловалась молодому мужу, а тот поднял шум на весь дом!
«Ты, конечно, съела что-то, Ванти! Иди скорей к своей свекрови, она тебе лекарство даст».
Когда свекровь расспросила ее и, конечно же, догадалась, в чем дело, она со смехом прогнала Гурудаса:
«Иди, сын, иди! Не нужны ей твои лекарства! Что нужно было, ты уже сделал, теперь ступай занимайся другими делами».
Дханванти долго бы еще стояла во дворе, поглощенная воспоминаниями, если бы не услышала голос Гурудаса:
— Ты сколько еще собираешься стоять там в темноте? Поистине, здесь средняя невестка — один свет в окошке. Уехала она, сразу весь дом притих. Язык у нее, конечно, длинный, зато она никому не даст соскучиться.
Дханванти спокойно выслушала неожиданную похвалу Митро и запомнила на будущее слова мужа.
Она вошла в свою комнату и заперла дверь.
Погасив свет, она печально спросила:
— И