Ярость, которую до этого момента Чандреговда сдерживал, вырвалась наружу, и он в неистовом гневе принялся стегать Кенчу тамариндовым прутом. Кенча скорчился от боли. Ситарамайя тотчас же спустился с веранды и остановил Чандреговду.
— Будет, Чандраппа. Послушай, Кенча, хоть сейчас-то скажи, что ценишь наши слова.
Глаза Кенчи наполнились слезами. Когда Китти увидел, как корчится Кенча под градом дядиных ударов, у него прошел весь гнев. Он во все глаза смотрел на Кенчу. Дядя все еще сжимал в руке розгу. Храмовой жрец, сидевший рядом с Доддой Говдой, громко сказал:
— Кенча, ты совершил постыднейший поступок, как же ты смеешь после этого так нагло держать себя с нами?
На этот раз Китти не рассмеялся, услышав голос жреца, — он рассердился… Дядя меня ударил за то, что я рассказал, как этот айя спал с Кали. Сегодня он бил Кенчу за то, что они спали за кактусовой изгородью. Но ведь этот айя тоже так делал, правда же? Почему тогда его не побьют? Глядя в лицо жрецу и в лицо дяде, Китти мысленно выругался.
— Скажи, господин, что я должен сделать? — спросил Кенча у Ситарамайи.
— Так вот, Кенча, — отозвался Ситарамайя, — прежде всего признайся, что ты поступил дурно, и заплати двадцать рупий штрафу на нужды нашего деревенского храма.
— Да, сделай так, как сказал Ситарамайя, — подтвердил Додда Говда.
— У меня нет денег, господин.
— У тебя есть деньги, чтобы купить ей сари! — с насмешкой бросил Чандреговда. Кенча злобно посмотрел на него. Чандреговда поднялся, как бы говоря всем своим видом: «Ты посмел пялиться на меня, наглец?» Он снова замахнулся, но в этот момент Шиваганга из Хосура вскочил и громко крикнул:
— Вот оно, ваше хваленое правосудие! Только не мешало бы тем, кто его вершит, самим быть честнее.
Чандреговда шагнул вперед и с угрозой в голосе произнес:
— Кто ты такой, чтобы совать сюда нос?
— Кенча — мой работник, так что я имею право знать, что тут происходит, — небрежно ответил Шиваганга; в его тоне сквозила скрытая ярость. Чандреговда сделал еще несколько шагов и грозно повысил голос:
— Говоришь, имеешь право, да? Этот прохвост живет в моей деревне. Хосурские штучки здесь не пройдут. Пусть он попробует не признать своей вины — ему небо с овчинку покажется!
Шиваганга не обратил внимания на эту угрозу. Вокруг него уже сгрудились Путтасвами, Ченнура и еще трое или четверо из Хосура.
— Пошли, Кенча, — позвал Шиваганга, — пускай себе судятся, если хотят! — Кенча направился к группе хосурцев.
Чандреговду обуял чудовищный гнев. Его рука, сжимавшая розги, задрожала — в такую он пришел ярость. Стиснув зубы, он вперил в Шивагангу свирепый взгляд, словно вот-вот разорвет его на куски.
— Эй, Шиваганга, — взревел он, — не искушай судьбу! Я думал спустить тебе, но ты зашел слишком далеко. Скажи-ка, может, этот Кенча и с твоей женой забавляется?
— Придержи свой язык! — грубо оборвал его Шиваганга. — Если ты не уймешься, я тебя проучу!
Тем временем к Чандреговде подошел Рудра со своей ватагой. Теперь все, кто сидел, повскакали с мест и стали кричать, пытаясь предотвратить надвигающееся столкновение. Китти тоже вскочил — вокруг сплошная людская стена. Тогда он на четвереньках протиснулся вперед сквозь лес ног и, высунувшись, стал смотреть. Шивагангу силой усадили и держали. А Чандреговда повернулся к Кенче. Тот в ужасе зажмурился. Чандреговда стал хлестать его, как одержимый, приговаривая: «Все из-за тебя, подлец!» Ни у кого не хватило духу остановить Чандреговду, хотя на Кенче живого места не оставалось. Кенча, корчась от боли, завопил: «Я виноват, господин!» — и упал к ногам Чандреговды. Китти стало дурно. Он закрыл глаза. Сердце колотилось у него в груди. Протиснувшись сквозь толпу обратно, он возвратился на веранду дома Наги. Никто не обращал на него внимания: все взоры были прикованы к происходящему.
Шиваганга закричал так громко, что у Китти зазвенело в ушах:
— Чурбаны, дурачье! Ведь каждый знает, как они лижут пятки своим любовницам-вдовам!
Чандреговда принялся хлестать Шивагангу, несмотря на то что люди оттаскивали его. Ченнура и Путтасвами поспешили было на помощь своему другу, но остановились при виде Рудры с приятелями. Додда Говда и Ситарамайя тотчас же вмешались и развели их в разные стороны.
— Пусти его, Чандраппа, незачем тебе встревать в драку со всяким безмозглым ублюдком, — воскликнул Ситарамайя.
Не желая ослушаться Ситарамайю, Чандреговда отбросил в сторону тамариндовый прут. Повернувшись к Шиваганге, Ситарамайя с укором вымолвил:
— Ты никогда не слушаешь, сколько бы тебе ни говорили!
Китти опять подошел ближе и стал смотреть. Деви исчезла. Кенча сидел, прислонясь к помосту у священного дерева, и тихонько стонал. Китти было страшно. Он вспомнил рассказы о ракшасах-демонах, которые ему приходилось слышать. Поднявшись на веранду дома Наги, Китти спрятался под бабушкиным одеялом. Стоял такой шум, что хотелось уши заткнуть. Откуда-то, словно из-под земли, появился Силла и тихо позвал:
— Киттаппа, пошли домой.
Китти охватил страх — боязно было даже с веранды спуститься. Однако он все же пошел за Силлой.
Додда Говда и Ситарамайя успокаивали бурлящую толпу. Дружки Шиваганги оттащили его в сторону. Он с вызовом выкрикивал:
— Ничего, я еще проучу этих подонков! Я им покажу, кто я такой! — Повернувшись к Кенче, он позвал: — Идем, Кенча. — Кенча не сдвинулся с места. — Ну и подыхай, ублюдок! — крикнул Шиваганга, удаляясь со своими приятелями. Китти с Силлой тоже потихоньку двинулись к дому.
Гомон на чавади мало-помалу стихал. Впереди шли возвращавшиеся домой люди из Хосура. В свете фонарей были видны только их ноги, шлепавшие по грязи. Вскоре хосурцы скрылись за поворотом улицы. Китти вспоминал Деви. Ему не терпелось рассказать обо всем тете. И о том, как заплакал Кенча… У бедняги вся кожа, наверно, содрана. Китти представил себе, как это, должно быть, больно… Они вздрогнули, услышав позади какой-то звук. Испуганно оглянулись — к ним, скуля, бросился Монна. Силла выругался.
— У Кенчи вся спина в крови, — сказал Силла, и Китти захотелось плакать.
Никто не вступился за Кенчу, когда на него сыпались удары. «Какие люди плохие!» — подумал Китти. Рассказывая тете обо всем, что он увидел, Китти не мог удержаться от слез.
— Вот бедняжка! — пожалела тетя. — И зачем ей это было нужно? Сильно ей досталось, Китти?
— Деви — один разок, зато Кенче…
— Ну ладно, будет об этом.
Когда сонный Китти улегся рядом с тетей, в ушах у него все еще стоял шум на чавади. Вспоминались страшные бабушкины рассказы о ссорах и драках ракшасов… благодарно ощущая, как этот стонущий, плачущий, кричащий, издевающийся, жестокий мир отодвигается все дальше и дальше, он уютно примостился возле тети — если бы