Конечно, я стремилась достичь своих целей и не лишиться головы, но нужно было понимать: план может не сработать. Такой вариант тоже возможен, хоть и не хотелось об этом думать. Но я обязана подготовиться ко всему. Подумать о многом. И об Айсир тоже.
В этом мире женщина, занимающая привилегированное положение, не может покидать дом без охраны. Такова правда жизни, поэтому даже простой выход превращается в целый ритуал. Но мне хотелось увидеть этот мир своими глазами. Ярмарки было мало, были мы на ней недолго и смотрела я в основном на прилавки.
Поселок оказался необычным, но по-своему красивым. Главный дом – резиденция моего отца – располагался в центре огромного поселения. От него во все стороны расходились постройки, и чем ближе к окраине, тем беднее жили люди. Там было очень опасно.
А еще дома в этом мире были разных цветов. Черный и красный принадлежали королю, синий – знати. Остальные цвета распределялись между ремесленниками, учеными, бедняками и прочими. Оттенков оказалось так много, что город казался ярким, красочным и даже позитивным… если не заглядывать за заборы и в окна.
Семья Айсир ютилась на самой окраине, в сером, облупленном доме – какая неожиданность в этом мире, где бедность давно стала обыденностью. Их жилище больше походило на развалину: покосившиеся ставни, трещины в стенах, крыша, прохудившаяся в нескольких местах. Сами они выглядели жалкими и неопрятными.
Дети – их было пятеро, если не считать старшую дочь – оказались бледными, исхудавшими. Самый старший, мальчик лет десяти, уже работал. Мать, худая, с потухшим взглядом, пыталась успокоить младших, двое из которых были так малы, что даже пол их было трудно определить. Они жались к ее юбке, словно испуганные птенцы.
Глава семейства… Он стоял, опираясь на палку, с перевязанной рукой и неестественно вывернутой ногой. Его лицо было изможденным, но в глазах еще теплилась искра – может, надежда, а может, просто привычка терпеть.
Когда в книге казнили Айсир вместе с госпожой, скорее всего, их судьба была не лучше. А может, и хуже. Тогда они лишились поддержки старшей дочери, и их ждала смерть от голода. Как много трагедий, которых мы не видим и о которых не знаем…
Когда я переступила за калитку, воздух словно застыл, и все уставились на меня широко открытыми глазами. А потом семейная пара очнулась и склонилась в глубоком поклоне. Мужчине тяжело было это делать из-за травмированной руки и ноги, но он старался выразить почтение.
Между нами повисла тишина. Я не спешила говорить, осматриваясь. Охранники переглянулись в немом вопросе: что здесь делает дочь господина этих земель? Зачем ей эти жалкие люди?
Ответа ни у кого не было. А я делиться своими мыслями ни с кем не собиралась.
– Ты, – я указала на главу семейства, – идешь со мной.
– Госпожа… – служанка робко попыталась вмешаться, но я лишь холодно взглянула на нее.
– Не переживай. Я верну его обратно. А пока пообщайся с семьей. Скоро мы уезжаем, и это ваш последний шанс попрощаться.
Никто не осмелился возразить. Охрана молчала – их нанимали не для того, чтобы перечить хозяйке. Платили им за защиту, а какая может быть угроза для меня от калеки, который и ходил с трудом?
Я шла неспешно, с высоко поднятой головой, но краем глаза следила, поспевает ли мужчина. Его дыхание было тяжелым, шаги – неровными. От бедного квартала до дома лекаря путь был неблизкий, особенно для человека, едва способного передвигаться.
– Госпожа… – он хрипло выдохнул, когда мы наконец остановились у ворот лекаря.
Охрана сразу поняла в чем дело, и решительно подтолкнула мужчину вперед. Он споткнулся, но удержался. В глазах отца Айсир мелькнуло что-то – может, страх, может, стыд. Войти в дом зажиточного лекаря… Для таких, как он, это было все равно что переступить порог другого мира.
Внутри прислуга сразу засуетилась, увидев меня, а я, не теряя времени, направилась в приемную. Планировка здесь была знакомой – все дома зажиточных людей строились по одному образцу.
– Госпожа! Что-то случилось? – влетел в приемную лекарь, осматривая меня широко открытыми глазами.
– Я хочу, чтобы ты вылечил этого мужчину, – кивнула я на отца Айсир.
Еще с института я усвоила непреложную правду: самые лучшие инвестиции – это вложения в здоровье и образование. Они всегда окупаются. Поэтому я решила, что нет смысла помогать деньгами – это бессмысленно.
– Госпожа? – озадаченно переспросил лекарь, брови его дрогнули, будто он не расслышал или не поверил.
Я медленно повернулась к нему, и солнечный луч скользнул по золотому шитью моего платья. Достав из скрытых карманов кошель, я поставила его на стол с глухим стуком.
– Еще столько же, если исцеление будет полным.
Теперь лекарь взглянул на пациента не просто заинтересованно, а хищно, словно голодный волк, учуявший добычу. Отец Айсир невольно отступил.
– Жду на улице. Мне полезен свежий воздух, – бросила я и вышла, даже не взглянув на них.
С телохранителями мы расположились в саду, в тени раскидистых деревьев. Я почти задремала, убаюканная шепотом листьев и щебетанием птиц. Охранники, чьих имен я не запомнила, сидели прямо на траве и играли в какую-то игру, правила которой понимали лишь они. Их смех доносился приглушенно, словно сквозь толщу воды.
Первым вышел лекарь, его лицо сияло самодовольством. Следом шел мужчина – уже не сгорбленный калека, а человек, твердо стоящий на ногах, с изумлением разглядывающий свою теперь здоровую руку.
Вот вам и «отсталый» средневековый мир. У нас такое не смогли бы. Особенно с учетом, что раны были старыми. Хорошая работа.
Протянув второй кошель склонившемуся в поклоне лекарю, я промолвила:
– Вы невероятно талантливы.
– Благодарю, госпожа, – его голос дрогнул от удовольствия. Похвала, видимо, была ему дороже золота.
Развернувшись, я направилась обратно к дому, где меня ждала Айсир. Конечно, я знала, что придется давать объяснения, но делать этого не хотелось. Слабость этот мир не прощал, благотворительности не терпел. А охранники и лекарь видели, что лечение бедняка оплатила я.
– Госпожа, как я могу вас отблагодарить?
Резко обернувшись, я встретила взгляд отца Айсир. Его глаза, еще недавно потухшие, теперь горели благодарностью и… страхом.
– Это я плачу тебе, – холодно пояснила я.
Охранники делали вид, что не слушают, но их позы выдавали – уши были на макушке.
– Что? За что? – прошептал он.
– За Айсир. Я заберу у тебя