– И мы должны выступать здесь? – с нажимом спросила бабушка.
– Н-да-а-а… – задумчиво протянул папа. – По-моему, это какой-то памятник архитектуры.
– Он хотя бы открыт, этот памятник? – язвительно поинтересовалась Викки.
– Acqua in bocca! [32] – глухо приказал прапрадед из маминого медальона. – Идите и договоритесь с директором о выступлении через три дня.
Все поднялись по старым потрескавшимся ступеням. Папа с трудом открыл дверь. Казалось, ею не пользовались много лет – так отчаянно дверь скрипела. Папа придержал её, пропуская внутрь Усика и родных, а потом быстро нырнул следом за ними.
Они остановились, глядя по сторонам. Когда-то здесь всё было шикарно. А теперь о былом величии напоминали старые бордовые портьеры, изъеденные молью, потёртая позолота на перилах лестницы да линялый ковёр, лежащий на её ступенях.
– О! Un panorama decadente! [33] – проворчал призрак и вдруг прошептал дрожащим голосом: – Ты здесь…
Он завис на площадке, от которой расходились в стороны две лестницы, ведущие на второй этаж. Гектор Фортунатос тускло мерцал. Он смотрел на портрет в позолоченной раме, висевший на стене. Портрет покрылся толстым слоем пыли. Но даже пыль не могла спрятать красоты женщины, изображённой на холсте. Её светлые волнистые волосы были собраны на затылке, голубые глаза смотрели весело и нежно, губы замерли в лукавой полуулыбке. На плече у женщины сидел белый голубь. Он склонил клюв к её уху, словно шептал что-то…
– Кто она? Ты её знаешь? – папа не оставлял попыток выяснить хоть что-нибудь о прошлом своего предка.
Гектор Фортунатос промолчал. Он протяжно вздохнул и легко проскользнул сквозь потолок.
– Отлично! – бабушка Роза хлопнула себя по бокам. – И что нам теперь делать?
– Попробуем найти директора, – сказал папа и первым ступил на лестницу.
– А как же прапрадедушка? – спросила Малинка.
Ей было неуютно в этом старом мрачном доме. Казалось, давняя тайна нависла над ним грозовой тучей, заслонив солнечный свет.
– Не пропадёт, – ответила бабушка Роза. – Идём!
Малинка по старой привычке потянулась к руке Ломика и даже нащупала его пальцы. Но тот нарочно убежал вперёд. Мама и папа, заметив это, переглянулись. Вот уже не один вечер они тихонько шептались, пытаясь понять, какая кошка пробежала между близнецами.
Мама обняла Малинку за плечи:
– Я рядом, родная.
– Смелей! – приободрил её папа.
Все поднялись на второй этаж. Пахло пылью и затхлостью, словно здесь давно не открывали окон. Словно здание это, как старая ненужная шкатулка, было запрятано в душном чулане. В просторном коридоре стояли старомодные диванчики на изогнутых ножках. Их бархатные сиденья давно протёрлись.
– Куда дальше? – спросила мама.
Впереди коридор раздваивался. В обоих ответвлениях было темно, и они казались тоннелями, по которым плутают заблудшие души.
– Не знаю, – папа пожал плечами.
– Пойдём направо, – решила за всех Викки.
Она первой шагнула в коридор и взвыла от ужаса, когда сквозь стену просочился Гектор Фортунатос.
– Я чуть от страха не умерла! – закричала Викки. – Нельзя так людей пугать!
Призрак не ответил. Тихий, задумчивый, он прошёл сквозь неё и молча втянулся в мамин медальон, как джинн – в лампу.
– Что с ним? – удивилась мама.
Никто не успел ответить. В конце коридора открылась дверь, и в темноте появился яркий прямоугольник света. Чей-то голос крикнул, стараясь казаться грозным:
– Эй! Кто здесь? Я вызову полицию!
– Погодите! Мы к вам по делу! – папа поспешил вперёд, остальные – за ним.
Ломик шёл последним, чтобы Малинка не взяла его за руку.
– По делу?
Оказалось, говорил маленький человек, ростом чуть выше Викки. Всё в нём было круглым – живот и коленки, ладони и щёки, глаза и губы. Словно его собрали из шариков разного калибра. Кругляш (так окрестила человека Викки) выглядел настороженным и немного испуганным.
– Видите ли, нам нужна арена для выступления, – ответил папа, оттесняя Кругляша, чтобы войти в комнату. – Говорят, здесь у вас цирк. А мы и есть циркачи!
– Циркачи? – Кругляш оживился. – В самом деле?
Он распахнул дверь пошире, и все вошли в просторную комнату. Одну её стену полностью закрывала тяжёлая тёмно-зелёная портьера. Перед ней расположился стол на ножках – старый, потрёпанный, как и всё здание. На остальных стенах висели чёрно-белые фотографии в тонких рамочках.
– Арену можно взять в аренду. – Кругляш хихикнул. – Десять процентов от выступления заплатите в кассу. Остальное – вам, – добавил он и вдруг спохватился: – Ой, здравствуйте! Я директор – Эдуард Маркович.
– Очень приятно! Антон Вираж, – папа пожал протянутую руку. – А можно взглянуть на арену?
– Конечно! – ответил Кругляш.
Он проворно отбежал в угол, потянул толстый витой шнур, и портьера разъехалась в стороны. Открылось огромное, во всю стену, окно. Эдуард Маркович щёлкнул выключателем, за стеклом вспыхнул свет, и Виражи увидели круглую арену, расположенную на первом этаже. Её окружали ряды пустых кресел.
– Ловко придумано, верно? – спросил директор, наблюдая, с каким интересом нежданные гости разглядывают арену. – Когда-то в нашем здании действительно располагался цирк – самый известный цирк в мире! Его директор сидел в этом самом кабинете и следил за каждым представлением. Чтобы его не было видно, он приказал сделать с обратной стороны зеркало. Если что-то шло не так, директор открывал окно и в специальном футляре, укреплённом на леске – видите, она и теперь здесь! – отправлял артистам послание. Ну а если всё было хуже некуда, спускался за кулисы сам. Теперь здесь редко бывают циркачи. А здание называют… э-э-э… Дворцом культуры.
– Ну и ну! – Папа присвистнул и подумал, что Гектор Фортунатос не зря заставил их приехать в такую даль. – Значит, говорите, десять процентов идёт вам? А если семь? – он решил поторговаться, припомнив банковское прошлое.
– Идёт, – Эдуард Маркович быстро согласился. – Какие номера покажете?
Папа принялся в красках описывать, как ловко Малинка ходит по канату, а Ломик – метает клинки; как слушают маму звери и птицы; как здорово смешат людей Викки и Усик и какие тяжести поднимает бабушка Роза. Эдуард Маркович слушал раскрыв рот. Даже сами Виражи вдруг почувствовали себя артистами высшего класса. А Усик прямо-таки зарделся. Похоже, его редко хвалили.
– Это будет аншлаг! – уверенно заявил Эдуард Маркович.
Он протянул папе кругленькую ладонь, чтобы скрепить договор рукопожатием, и в ту же секунду в кабинет вошёл ещё один гость.
Дядюшка Жако.
Увидев его, карлик в ужасе спрятался за спиной у бабушки Розы, которая поудобней перехватила свою железяку. Ломик побледнел. Малинка прижалась к маме. Жако даже головы не повернул в их сторону. Он словно никого не замечал, кроме Эдуарда Марковича.
Фокусник неторопливо приблизился к нему и, поправив лацкан пиджака, равнодушно сказал:
– Я арендую