– Алло? Да! Это вы?! – папа подскочил на месте и ударился головой о крышу «Форда». – Сегодня вечером мы будем в городе М. Что? Прилетите сюда? А я… Но… Хорошо, записывайте адрес.
– Кто это был? – спросила мама, когда папа повесил трубку.
– Мой адвокат, – ответил он, надевая очки. – Сказал, что прилетит прямо сегодня. На самолёте. – Папа чуть помедлил и добавил: – Похоже, мои дела совсем плохи. Наверное, долгов оказалось больше, чем я думал.
Мамины мысли тотчас метнулись к домику на колёсах – вдруг и его отберут? Она с тревогой взглянула на мужа. Бледный, взъерошенный, он смотрел в окно, на синий кусочек моря, который виднелся далеко внизу.
– Не будем думать о плохом, – мама взяла себя в руки, её голос прозвучал уверенно и твёрдо. – Ещё ничего не известно наверняка. Лучше подумаем о выступлении! Нас ждут аншлаг и богатство – седьмой мирарис прапрадеда Фортунатоса…
– Который нам вовсе не прапрадед, – закончил папа и взъерошил волосы. – Ты права!
Он вылез из машины, потрепал по загривкам Перса и Скифа, встретивших его урчанием. Следом за папой появился и призрак.
– Буди всех! – Он тоже едва проснулся. – Собирайте вещи. И не забудьте взять мою фотографию! Ту, что лежала с костюмами!
– Сделаем, – ответил папа.
Размахивая руками, чтобы окончательно прогнать сон, он направился к домику на колёсах и открыл дверь. Внутри слышалось размеренное дыхание. Дети, Усик и бабушка ещё спали. Папа склонился над Ломиком, собираясь осторожно потрепать его по плечу, и неожиданно услышал всхлипы со второго яруса. Малинка плакала, не просыпаясь.
– Костюмы… Ножи… Ломик, – отрывисто бормотала она сквозь слёзы. – Ключи… Корни… Земля…
Папа приподнялся на цыпочках и заглянул через бортик кровати. Малинка лежала, раскинув руки, словно летела спиной вниз. Её лоб вспотел, волосы на висках слиплись, пальцы сжимались и разжимались. Казалось, Малинка что-то хватает, но не может удержать.
– Дочка! – папа погладил её по лбу.
– Костюмы… Ключи… – продолжала Малинка, и по её щекам катились слёзы. – Ромка, прости! Прости!
– Марина! – папа встревожился не на шутку. – Да проснись же ты!
Малинка дёрнулась и открыла глаза.
– Папа? – взгляд её был мутным от сна, но сразу прояснился. – Ой, папочка!
Она протянула к нему руки и снова залилась слезами. Папа обнял её, перетянул через бортик кровати и уселся на пол, уютно устроив дочку у себя на коленях.
– Это сон, моя маленькая, – прошептал он. – Сон…
Но Малинка была безутешна. Она всхлипывала и дрожала всем телом, стараясь удержать рвущиеся наружу рыдания, чтобы не разбудить спящих.
– Да что с тобой? – с волнением спросил папа.
И Малинка, не в силах больше молчать, призналась:
– Это я, папочка! Это я спрятала ключи и костюмы!
Папа внимательно посмотрел на дочку. Его Малинка, этот неугомонный шилохвост… Она никогда не делала гадостей – по крайней мере, нарочно. Что же заставило её так поступить?
Спрашивать не пришлось. Заикаясь от стыда и волнения, Малинка сама обо всём рассказала. Слова выпрыгивали из неё, как шарики для пинг-понга.
– Я думала, ты отменишь выступление, если не будет костюмов, – горячо прошептала она папе в ухо. – Потому что Ломику нельзя на сцену. Он боится брать ножи, понимаешь? Ему становится больно вот здесь, – Малинка приложила ладонь к груди. – Никто не видит, но я чувствую. Это всё из-за меня, пап. Из-за того, что я отняла у него ножи и поранилась…
– Так вот в чём дело! – воскликнул папа и замер, прислушиваясь, не разбудил ли кого. – А мы-то с мамой ломали голову – понять не могли, что происходит и чем помочь… Но что же нам делать? Шоу – последний шанс поправить наши дела. Нам просто необходим седьмой дар Гектора Фортунатоса – богатство, которое он обещал. Иначе, – папа заглянул Малинке в лицо, – придётся совсем туго. Видишь ли, сегодня мне звонил адвокат. Он собирается приехать сюда, и, по-моему, с дурными вестями. Скорее всего, долгов оказалось больше, чем я думал. Наверное, придётся отдать наш домик на колёсах.
– Ой, папа… – Малинка часто заморгала красными от слёз глазами.
Папа погладил дочку по волосам:
– Не бойся, я поговорю с твоим братом. А ты верни костюмы. И ключи от машины. Идёт? По-моему, Эдуард Маркович побаивается сюда приезжать из-за маминых котиков.
Малинка кивнула и выпорхнула на улицу. Папа остался в домике. Он долго смотрел на макушку сына, представляя, что пришлось пережить Ломику. И не находил слов, чтобы попросить сына метать ножи. Папа вышел из домика подумать на свежем воздухе. Он и не догадывался о том, что Ломик, прикрыв ресницы, слышал каждое слово Малинки и папы.
Малинка, милая… Как же она мучилась всё это время! Как за него волновалась! Ломик почувствовал, что хочет крепко-крепко обнять сестру – по-старому, по-близнецовски. У него даже ладони загорелись, словно он уже держит её в объятиях.
Ломик закусил уголок подушки, пытаясь заглушить это чувство. Нет-нет! Он же решил порвать с Малинкой всякую связь. Чтобы ни один нож – ни мысленный, ни настоящий – не посмел её ранить! Ведь ему необходимо метнуть ножи! Не выступи он на шоу, семья останется на улице.
Но как жить без Малинки?
Ах, если бы мама или папа сказали ему, что правильно! Если бы взяли за руку и провели нужным путём!
Но Ломик знал: он сам должен принять решение.
Утром после завтрака папа вошёл в домик на колёсах. Ломик сидел за столом. Перед ним лежали ножи, купленные специально для представления. Они были аккуратно разложены на полотенце. Ломик смотрел на них, сжав кулаки.
– Послушай, сын, – неловко начал папа, припоминая заготовленные слова, – я тут говорил с Малинкой…
– Знаю. Я всё сделаю, – оборвал его Ломик.
– Что? – с удивлением спросил папа.
– Говорю, что всё сделаю. Метну ножи, – пояснил сын, не отрывая взгляда от серебряных лезвий.
– Если ты не можешь, мы… отменим, – попробовал сказать папа, но Ломик полоснул его взглядом.
– Отменим?! Нет. Я всё сделаю, – твёрдо сообщил он.
Папе казалось, что нужно ещё что-то добавить, быть может, просто обнять. Но решительное поведение сына сбило его с толку.
– Хорошо, – сказал папа и вышел из домика.
От этого разговора у него осталось странное чувство. Словно главные слова так и не были сказаны. Всю дорогу до цирка он размышлял об этом и даже пропустил два поворота. Но вот машина остановилась перед цирком – размышлять стало некогда: к ним навстречу уже спешил Эдуард Маркович. Он немного оробел, когда мама выпустила из домика тигров.