– Даже имя? – испуганно уточняют у нее, а она отзывается легким кивком. – Блять. Ну… Обычно в ситуациях, подобных этой, кто-то говорит что-то умное или… Не знаю. Извини. Я сам слегка дезориентирован. – Незнакомец запускает в грязные волосы пятерню и скребет ногтями кожу головы. – Меня Максим зовут. Можно просто Макс. А ты… Погоди, при тебе был рюкзак, давай посмотрим.
Макс возится, задевая локтем ее ноги, а затем достает откуда-то сбоку черный рюкзак – слишком маленький, чтобы складывать в него учебники. Пожалуй, она точно не студентка. Макс заглядывает внутрь, а затем засовывает руку.
– Здесь блокнот, пара ручек, айпод, бутылка воды и кошелек, – он расстегивает последний, – в котором только деньги, больше ничего. Фото тоже нет. Проверь задние карманы, – советуют ей, глядя с надеждой.
Она с трудом заводит руки назад и скользит пальцами внутрь карманов. Замирает, когда нащупывает что-то плоское. Наружу показывается ее паспорт. И кто носит паспорта в задних карманах?
– Маргарита Соловьёва, – читает она вслух, – двадцать два года. Родилась в Санкт-Петербурге.
– Что ж, Марго – или Рита, как тебе больше нравится? – не скажу, что приятно познакомиться, но все же. – Макс аккуратно хлопает рукой по ее ладони, сжимающей паспорт, и ободряюще улыбается.
– Лучше Марго.
Она закрывает глаза и откидывает назад голову, больно стукаясь затылком, – и очень зря, потому что виски опять простреливает острой болью, которая быстро сменяется глубокой и тянущей. Словно самый центр мозга пульсирует.
Она чувствует, как Макс садится рядом; его наполовину вытянутая нога касается ее собственной. Где-то за пределами вагона раздается крик, но у Марго нет сил даже дернуться в ответ на резкий звук.
– Расскажи, что произошло, – просит она, заставляя себя снова открыть глаза; взгляд упирается в мигающую красную кнопку на приборной панели.
– Я сам так и не понял до конца. Все случилось слишком быстро. – Макс, в отличие от нее, ощутимо вздрагивает, когда крик повторяется, и задевает Марго плечом. – Ты правда ничего-ничего не помнишь? Может, оно начало проясняться? Я слышал, так бывает иногда.
– Нет. Кромешная темнота. – И она даже не знает, о чем именно говорит: о памяти, о том, что творится снаружи, или о себе самой.
– Утром по новостям передали, что город собираются закрывать на карантин из-за угрозы распространения… кажется, упомянули какой-то вирус. Как снег на голову упали с этим заявлением, если честно. Вчера все еще было нормально. Ну, я не стал дожидаться каких-то новых сводок – сразу же ломанул в сторону вокзала, вещи и то не стал собирать, хотя сейчас понимаю, что зря. У меня только телефон с собой был да деньги. Я как раз разговаривал по сотовому с матерью, когда… – Макс замолкает, будто забыл, что хотел сказать дальше. – У меня вся семья сейчас в Выборге, понимаешь? И я как чувствовал, что надо было приехать к ним еще вчера вечером. Выборг – это ведь так близко, буквально полтора часа на автобусе, а я так устал после работы, что решил, мол, «не сегодня». А теперь я даже не знаю, живы ли вообще мои родители.
Марго скользит взглядом по приборной панели вбок, затем – вниз, упирается им в чужие ноги. Она не чувствует ни сожаления, ни сочувствия – под сердцем разливается такая же пустота, как и в голове. И от этого едва ли стыдно.
– В общем, я поймал такси, подумал, что так будет быстрее. Набрал мать, но даже не успел толком разузнать, как они там и слышали ли новости, потому что мое такси врезалось в другое. В твое. – Макс дергает ногой – специально, чтобы его кроссовок задел кеды Марго. – Телефон я разбил. Ты свой, судя по всему, тоже. Не помню, если честно. Моя машина перевернулась, а ты помогла мне наружу выбраться. Повезло, что я отделался всего-навсего шишкой на лбу да легким вывихом руки. – Макс прерывается, чтобы слегка приподняться и глянуть в окно. – Потом же начал твориться какой-то лютый пиздец. До сих пор не могу уложить все это в голове: оно так и стоит перед глазами ужасными стоп-кадрами.
Марго слышит топот ног вдалеке. Несколько человек куда-то бегут – очень быстро. Кто-то опять кричит. Кажется, плачет ребенок. Поезд, в котором они застряли, остановился прямо на конечной станции.
– На улице толпилось много людей. Все кричали, бежали куда-то. Помню, что-то взорвалось в здании неподалеку. Все бежали к метро, и мы с тобой рванули туда же. Не знаю, в тот момент мерещилось, что нас чуть ли не с неба атакуют, – подземка казалась самым безопасным местом. На станции была жуткая давка – вот тогда я тебя и потерял из виду.
Макс смотрит на нее дикими глазами – Марго чувствует его взгляд и нехотя поворачивает голову. На чужом виске виднеется темная пленка крови и короткая рваная дорожка от капли на щеке, которая высохла по пути, так и не достигнув подбородка.
– Из приехавшего поезда, который только-только раскрыл двери, повалили пассажиры. – Макс говорит шепотом. – Они кричали, махали руками, кто-то был весь в крови. А кто-то бросался на других и… – Марго следит за движением чужого кадыка, когда Макс сглатывает. – Они, блять, рвали друг друга на части. Голыми руками. Я спрятался в помещении для персонала с какими-то школьницами. Мы сидели там пару часов, слушая, как вопят люди за дверью, и боясь издать лишний звук. Мне никогда в жизни не было так страшно.
Больше Макс ничего не говорит – словно это конец истории, но Марго знает, что это лишь начало. Конец для сотен людей, но почему-то начало для нее. Как иронично.
– Как ты нашел меня? – спустя минуту она прерывает молчание.
Макс рассеянно моргает, разглядывая свои руки, – из-за приглушенного света Марго только сейчас, когда зрение полностью сфокусировалось, замечает беспорядочные мазки красного на чужой коже. Кожа на костяшках содрана едва не до мяса.
– Мы вышли наружу, когда стало более-менее тихо. Те школьницы сразу убежали. На станции никого не было, кроме нескольких раненых, которым я уже ничем не мог помочь, и кучи разодранных трупов. Я тоже собирался уходить обратно на поверхность, чтобы, может, найти какое-то оружие или… да черт его, блять, разберет уже. В общем, я почти ушел, но заметил тебя – в вагоне метро. Куртка, знаешь ли, примечательная. – Макс усмехается. – Сначала я подумал, что ты уже не жилец, но нет, дышала. Не считая длинной раны на боку, выглядела целехонькой такой. Кто-то проехался тебе чем-то острым прямо по ребрам. Но лучше уж получить по ошибке ножом от кого-то, чем вот… Ну, понимаешь. Чем быть порванным на ошметки. Я