И Морус достал из-за пазухи блеснувшую в свете костров вещицу. Энтреа мог бы поклясться, что сделана она из священного обсидиана. Вот тебе и оборванцы.
А рассказ продолжался:
"Тут кто-то вспомнил эту историю. Говорили, что лампу подарила святому сама Дева Амерто. Все знают, что карлики от природы весьма похотливы - а он уродился карликом. Однако боролся с собой и хранил невинность, вот богиня и снизошла. И ещё он просил о мудрости, это такая редкость. Парень с детства мечтал строить соборы, а наука никак не давалась. Потом-то у него до смерти был ясный ум, хоть и в хилом теле. А в начале - дурак дураком.
Так вот, в этой лампе - свет истины. Не так-то легко объяснить. Он светит - и ты сразу всё понимаешь. Самое главное. По слухам, ещё этот свет - защита от колдовства. Всякая магия ложь, искажение замысла, - вот это не знаю. Но в тот момент знал, наверное. Свет прошёл нас насквозь и остался внутри, навсегда.
Мы протянули было руки, но засомневались, не будет ли это святотатством. Конечно, Тони как бы отдал нам своё наследство. Но оно ведь попало к его отцу не по праву. И пока мы топтались, один из нас решил за всех:
- Вот вы смеялись, что я нецелованный, а вон оно как. Думаю, Дева Амерто будет не против, - и взял лампу.
А она только ярче горит. Он покрутил её в руках, наклонил в одну сторону, в другую, а потом говорит:
- Масло не льётся. Нет там никакого масла. Что же горит?
Но мы уже не нуждались в ответе.
Свет истины вывел нас из подземелья - и погас. Но не совсем. Я чувствую его вот здесь (Морус приложил руку к груди), и другие тоже. С нами святой Тони и Дева Амерто.
И вы, братья, вы теперь тоже с нами".
Эта нехитрая речь словно зачаровала слушателей.
Даже Энтреа почти проникся - он действительно не ощущал таомерцев при помощи магии, и реликвия в их руках по-видимому была настоящей.
По разным причинам Морус умолчал в своём рассказе о двух вещах: во-первых, до выхода дошли не все. Белобрысый лучник заявил, что, спасибо Деве Амерто, теперь-то он точно знает, где найти Гаса Полуду - и отправился на желанную встречу в здание городского совета. Что с ним случилось дальше, Морус не ведал.
Во-вторых, во время долгого перехода по подземелью при свете лампы, странное произошло с ним самим. Его серьга - он носил её без малого десять лет - стала медленно нагреваться. Серьга была знаком столичного цеха наёмных убийц, малочисленного и секретного. Лучший из мастеров, Морус оказался на краю пустыни неспроста, но всё обернулось не так, как задумывалось. Может, оно и не хуже вышло - впрочем, смотря для кого. Ближе к выходу серебро раскалилось до нестерпимого жара. И Морус решился:
- Ну, раз уж мы теперь праведники - к бесам, - и потянул серьгу из уха.
Застёжка никак не желала поддаваться, а боль становилась оглушающей. Морус рванул серьгу что есть силы, отбросил прочь и шагнул на волю из подземелья.
Глава 15 В двух шагах
Они очень изменились, когда почти добрались до моря. Их лица потемнели, губы растрескались, ввалились щёки, и запали глаза. Тела потеряли слишком много влаги - последние пару дней они шли налегке, потратив последние капли затхлой вонючей воды из кожаных бурдюков.
Фран держалась только потому, что надолго уходила в мечты, отдаляясь от всей этой муки - боли в разбитых ногах, жажды, палящего зноя. Но мечтала она ни о ком из мужчин - ей грезился ветер, который свистел в её крыльях, когда она стала той тварью, что поджидала в обрывистом берегу. Иногда наваждение так основательно подменяло собою реальность, что Фран спохватывалась, вспоминая, кто же она на самом деле - древний небесный змей, который видит её в своём каменном сне, или девочка, разбудившая небесного змея. Иногда ей казалось, что верны оба варианта, и тогда она радовалась, что бредущему рядом еретику не до того, чтобы заглянуть в её мысли. Вряд ли бы ей удалось что-то от него утаить - но сейчас он искал тьму не в её душе. Сейчас он смотрел в свою собственную бездну внутри и пытался понять, как теперь с этим быть. Тут и Фран бы задуматься - в конце концов, она сразу заметила эту бездну и сама носила подобную. Но задуматься сейчас было решительно невозможно. Да и то - что бы она сделала? И Фран ныряла всё глубже в чужие сны, а ноги несли её сами.
Они едва не пропустили этот звук - оба приняли его за галлюцинацию. Однако нет. Этим утром им снова встретилось пересохшее русло реки - а теперь внизу под обрывом журчала вода. Из глинистой стенки бил ключ. Радость этого открытия не сразу дошла до измученных путников, но потом как-то быстро стало понятно: всё позади. Испытание позади. Они почти уже дошли и почти устояли - каждый перед своим искушением.
Дневной привал у ключа перешёл в ночёвку. Они пили, умывались и снова пили. Потом по очереди мылись - набирая воду горстями, вздрагивая от обжигающего холода и согреваясь на солнце в шерстяных одеялах. Сет достал из поклажи красные хламиды - грязную, задубевшую от пота одежду не хотелось натягивать снова. Кое-как отмыв под струёй воды штаны и рубахи, разложили сушиться на торчащей из глины коряге.
И вот тут-то, взглянув на Сета, Фран обомлела.
Его наружность, обычно бесцветная, в отсвете красного одеяния стала ослепительно, царственно яркой. Закатившееся за край обрыва солнце ударило лучом ему в спину и зажгло в коротких песочных волосах сияющий золотой венец. У Фран даже сердце зашлось - где же она это видела? Да вот же, в книге отца Берада. Правда, стоял перед нею не тонкий юноша в кудрях и вовсе не принц, но на какое-то мгновение Фран поняла, что могла бы ему отдать всё, что назначено ей отдать роковому избраннику - всю страсть и верность, все волшебные силы своей души. И, должно быть, Сет тоже увидел в ней новое. Раньше он не задерживал взгляд так надолго. А потом сказал с сожалением:
- Что-то толкает нас навстречу друг другу, какая-то сила.