- Что ж, это кстати, - сказал вожак, - как и лошади - но что будем делать с хозяевами? Возьмём в отряд?
- Ещё чего!
Им явно тут были не рады.
- Зачем нам предатели.
- Ты на рожи их посмотри - какие кочевники. Сброд, прибившийся к Роксахору - со своими же воевать.
- Тряпки больно дорогие, знать награбленные.
- Да ещё и колдун!
Кольцо вокруг пленников сжималось, лица явно ожесточались.
Энтреа мотнул головой:
- Мы не можем остаться.
И сейчас же получил болезненный тычок в бок. Впрочем, говорить с ним больше, похоже, не собирались.
- Удавить колдуна!
- Удавить, это дело!
Лицо человека с рваным ухом было спокойным и жёстким. Казалось, он обдумывает предложение.
Кром откашлялся. А потом громко и отчётливо начал читать стихи. Точнее, слова из песни, - но в своём пении он, видимо, не был вполне уверен.
По полю, где войско легло,
Проходишь ты как по цветам.
Чело твоё омрачено
Не видом зияющих ран,
Не вонью гниющих кишок,
Не бранью пирующих птиц...
И пока он читал, вокруг постепенно смолкал шум. А когда он закончил, кто-то стащил с Энтреа шапку, и голоса ахнули:
- Белая ведьма?
- Фран?
- Не совсем, - ответил Энтреа, - но у нас есть общий знакомый. Тот, который пел эту песню. И верните, пожалуйста, нож.
- Он про Эмора говорит, - сказал юноша с круглым лицом, - Фран водила знакомство с бессмертным.
- Так, - отозвался вожак, - нож получишь потом, лошади останутся у нас. Любимец богов и без них не пропадёт, нам нужнее. А теперь говори. Почему ты с ней на одно лицо?
Ответ Энтреа был в целом правдив - разлучённые близнецы, таинственные предчувствия, зовущие в столицу, ранение в пути и приют в обители Энаны, где выздоравливающему явился Эмор, спел песню и подарил стеклянный клинок (ради краткости рассказчик позволил себе некоторую неточность). Но о главном он, разумеется, умолчал. Да вожак таомерцев и не ждал от него откровенности. Энтреа уже догадался, что именно в Таомере он вселился в голову Фран. Возможно, он уже видел эти лица. Если бы маленькая дрянь не накачивалась тогда вином - он помнил бы всё намного лучше.
- А вы - защитники взорванной башни? Как вы здесь оказались?
- Это долгая история, - глаза собеседника не потеплели, но из голоса почти ушла враждебность, - я расскажу её вечером, когда соберутся новенькие - им тоже полезно послушать. А пока оставайтесь, как гости. Если спросят, скажите, что так велел Морус. А ты, гитарист, пригляди.
Юноша с круглым лицом и впрямь не спускал с них глаз. В остальном им теперь не чинили препятствий, хоть и косились недружелюбно. Даже дали перекусить до ужина - по куску холодного мяса на чистых жёлтых листьях.
Оборванцы, живущие в жалких палатках и наскоро срубленных шалашах, похоже, не отказывали себе в праве поохотиться в лесу. Да и то - кто тут уследит?
Гитариста звали Сонни. Очевидно, гитара осталась далеко в прошлом - сейчас руки юноши загрубели от походной жизни. Энтреа заметил мозоли и ссадины, когда тот принёс ковшик с водой. Самодельный, из древесной коры. Похоже, в лагере многое приходилось делать своими руками.
Неужели они серьёзно готовятся воевать? На что же они надеются?
- Ты не похож на неё, - внезапно сказал гитарист, - лицом похож, а смотришь совсем по-другому.
- Почему? - в душе у мага впервые шевельнулось любопытство.
- Она хотела что-то про нас понять. А тебе и так всё про всех понятно.
- Вы герои, - улыбнулся Энтреа, - а значит, пока что не мертвецы просто по недоразумению.
- Нет, отозвался Сонни, - это чудо.
- Продолжай, не томи.
- Вечером. Морус расскажет вечером.
К вечеру на поляну пришло втрое больше народу. Горели костры, на которых жарилось мясо. Вместо лавок рассаживались на брёвнах, передавали друг другу еду и питьё. Новичков окружали заботой ненавязчиво, по-простому, стараясь никого не смущать. Когда суета немного утихла, заговорил Морус.
Для него было сделано грубое кресло на возвышении, у подножия сидело несколько человек, все - таомерцы. Свою историю вожак рассказывал уже не раз: повторения отшлифовали её до блеска и добавили выразительности. Ещё внушительнее она, должно быть, звучала в пересказах, расходившихся среди простонародья. И свою задачу она выполняла - поток людей в лагерь рос. Приходили беженцы, бродяги, жители окрестных деревень - с косами и вилами, с мотыгами и хлебными ножами.
И сейчас все внимали.
"Когда в наш город пришла белая ведьма и сказала, что через месяц его захватят варвары - над ней смеялись. Когда городскому совету пришлось убедиться, что ей открыто прошлое и будущее - разумные люди покинули город. Но не мы.
Никто тогда не знал, что варвары - это армия, и армия, у которой есть пушки. И сколько угодно магаридского пороха.
Мой отряд защищал последнюю башню над воротами города. Перед тем, как башня взлетела на воздух, я увёл его в потайной ход, в подземелье. Лаз подсказал сын строителя башни - он остался. С ним ещё трое - ведьма, кузнец и еретик. С теми не знаю, что стало. А Тони...
Когда, обдирая бока, последний из нас выбрался в полость под башней, раздался взрыв. Оглушённые, мы нашарили друг друга в темноте, взялись за руки. И в какой-то момент почувствовали - нас стало на одного больше. И знакомый голос еле слышно сказал:
- Огоньку бы, ребят.
- Тони! Ты ведь остался!
- Да, теперь уж совсем. Но знаете, братцы - я решил поделиться своим наследством.
- Башня взорвана, Тони, - тихо промолвил кто-то.
- Папаня считал - башня будет стоять вечно, поелику возведена на святыне. Выходит, он ошибался.
Голос замолк. Но потом продолжил:
- Может, суть-то в том, что святыня краденая? Батюшка по молодости спёр её в монастыре, куда его упекли родители вместо того, чтоб учить ремеслу. Лампа святого Тони - слышали про такую? Тёзку отец всю жизнь почитал - ну, как умел.
- Тони, - сказали мы в темноту, - почему ты здесь?
- Я ненадолго. Просто хотел убедиться. И потом - здесь так много магии, больше, чем магии. Гляньте сами.
Словно выдох промчался по подземелью - и всё стихло. Но в нише на уровне наших глаз разгорался