Поначалу изучающие, потом заинтересованные. Честное слово, если бы не знать о цели его пребывания здесь, можно было бы подумать, что Марк положил на меня глаз. Впрочем… Кажется… Да ладно, неужели кукловоды этого красавчика приказали ему сделать ход?
Ну уж дулю вам. Делать из меня разменную фигуру на доске – я так не играю. Жаловаться Андрэ было как-то боязно. А ну как не сдержится, да отлупит этого дурака в тёмном углу. Отвечай потом за покалеченного представителя научной экспедиции. Да и на что поябедничать-то? На то, как Марк печально сверлит мой затылок? Бедолага и так как будто растерялся от непонимания, как ко мне подступиться, отчего заметно погрустнел. А я не собиралась облегчать ему задачу.
Решила, что добавлю в общение нарочитой прохлады. Хватит ума понять, что тут никому ничего не светит – спущу ситуацию на тормозах. А уж если нет, тогда пускай пеняет на себя.
Андрэ в сопровождении следопыта и солдат отправился в горы – устанавливать контрабандистские лазейки и решать, как обезопасить долину и рудник от иноземных шпионов. А у нас тут началось молчаливое противостояние.
Марк придумывал какие-то благовидные «случайности», чтобы оказаться со мной вдвоём, я же ловко уворачивалась от подобных ситуаций, ссылаясь на занятость. Как только мой «соблазнитель» в общей компании порывался распавлинить хвост в надежде привлечь внимание и покрасоваться собственной неотразимостью, я включала равнодушного ёжика и хладнокровно переводила разговор на других собеседников. Между прочим, попутно массу интересного от профессора узнала про серебро, про горное дело. А более всего учёный любил порассуждать об изумрудных копях. Особенно сильно горячился, когда рассказывал, как безрассудно бросают вычерпанные месторождения на произвол судьбы, утверждая, что горы продолжают рождать драгоценный камень непрерывно.
Не знаю, прав был господин Жевиль или нет, но я была о-очень благодарным слушателем. Заинтересованно кивала, всячески разделяла профессорское мнение, лишь бы Марку не доставалось возможности перехватить инициативу и порисоваться.
Дошло до того, что он начал краснеть в моём присутствии, робеть, открывая рот, и вид приобрёл унылый, даже болезненный. Прямо жалко стало незадачливого искусителя, никак не справлявшегося с поставленной задачей. Ну так, совсем маленько, в порядке сострадания к проигравшему.
Я уже совсем, было, решила, что этот раунд закончен в нашу пользу, как…
Очередная вечеринка закончилась. Сегодня гости не задержались. Зашли на чай засвидетельствовать своё почтение и узнать новости об Андрэ. Всё же этот поход был связан и с их безопасностью, потому интерес учёной компании был объясним. Посыльный мужа ещё вчера сообщил, что дела его на сей раз почти закончены, ожидать возвращения следует скорее всего завтра.
Посетителей проводили, и я ушла в огородик за домом – подышать свежим воздухом да присмотреть, откуда лучше всего копнуть земли для цветов. Знаете, с приходом весны прямо душа запросила красоты и чего-то такого успокаивающего, благостного, как, например, в удовольствие поковыряться в рассаде. Кристи ворчала, что огород вообще не господская забота, да неужто я не доверяю своей хозяюшке такое простое дело, как банальные овощные посадки. Пришлось даже немного поспорить, пока убедила заботливую помощницу, что меня интересовали только клумбы. Прихоть у меня такая. Барская. Имею право.
Ну вот, сижу себе на старом пне, любуюсь небом, солнцем, птичками, колупающими обнажившуюся землю, первыми зелёными росточками сорняков…
- Мадам Корин, вот уж не ожидал застать вас здесь. – раздался за спиной голос Марка.
- Вообще-то это я не ожидала увидеть тебя здесь. – поднимаясь с места, мрачно подумала в ответ и сдержанно улыбнулась:
- Цветы. А вас что заставило посетить наш огород?
- Я… Знаете ли, я забыл свою шляпу, пришлось вернуться… - сбивчиво пояснил собеседник.
- Ну и… - я молча выжидательно смотрела на незваного посетителя, - Шляпа, даже если и забытая, находится в доме. Забрал и пошёл себе. Зачем сюда-то, в огород?
- Не мог уйти не попрощавшись, а Мариэль сказала, что вы здесь.
- Так вроде попрощались. – пожала плечами я.
- И всё же… - не найдя, чего там может быть «и всё же», Марк невразумительно повёл рукой с упомянутой шляпой и переключил разговор на другую тему:
- Красиво тут у вас… - он замолчал, осознав, что брякнул глупость. Назвать красотой пустой, только оттаявший после зимы огород мог только очень непритязательный человек, - Будет. – как-то обречённо выдохнул Марк.
- Будет. – пряча смешок, улыбнулась я, - А вам полюбилась сельская местность?
- Я просто часто думаю о том, что вам должно быть очень скучно и одиноко в такой глуши. – Марк уцепился за мой вопрос, как за спасение, и, кажется, собрался перейти к истиной цели своего возвращения.
- Отнюдь. Мне здесь абсолютно замечательно. Как там у классика…
Приветствую тебя, пустынный уголок, Приют спокойствия, трудов и вдохновенья, Где льется дней моих невидимый поток На лоне счастья и забвенья. Я твой: я променял порочный двор цирцей, Роскошные пиры, забавы, заблужденья На мирный шум дубров, на тишину полей, На праздность вольную, подругу размышленья.*
- У какого классика? – озадаченно переспросил Марк, сбитый с толку цитатой из Пушкина школьной программы.
- Не важно. – почти отмахнулась я.
На самом деле, вдруг, прочувствовала, как он мне надоел. Он и все эти кошки-мышки, уловки и прочие пляски. Пусть уже говорит прямо, что надо, получает от меня прямой отворот и плывёт прочь куда подальше.
- К тому же мне не может быть одиноко. Смею напомнить, что меня сюда привёз любимый муж. А что здесь пытаетесь отыскать вы – вот это действительно совершенно непонятно.
- Корин, мадам… Я лишь ищу ответ на вопрос, отчего вы так ко мне суровы. Неужели у бедного учёного нет никакого шанса заслужить вашу благосклонность?
Его лицо сделалось таким возвышенно-патетическим, что я тут же поняла: сейчас будет стих. И не ошиблась. Впрочем, чего уж я, сама виновата – минуту назад зачем-то Пушкиным выпендрилась.
- Любя, кляну, дерзаю, но не смею, Из пламени преображаюсь в лед, Бегу назад, едва пройдя вперед, И наслаждаюсь мукою своею. – не давая мне опомниться, затянул Марк, приняв грустную позу и как-бы не решаясь поднять на меня взор:
- Одно лишь горе бережно лелею, Спешу во тьму, как только свет блеснет, Насилья враг, терплю безмерный гнет, Гоню любовь — и сам иду