Психологи, возьмись они за составление психологического портрета Владимира Ивановича, в кровь расчесали бы себе затылки, определяя его тип темперамента: он в одинаковой мере подходил и под формат холерика, и под типаж флегматика, не говоря уже о сангвинике и меланхолике. Он любил все острое, и сам был остер и умом, и на язык, а в генерировании афоризмов и оригинальных высказываний вполне был бы конкурентоспособен против самого Козьмы Пруткова. Например, по поводу известной народной мудрости «Дорога к сердцу мужчины лежит через желудок!» Интерполов высказался таким образом: «Да, так могут считать и говорить только те, кто смотрит на мужчин снизу. Для тех же, кто предпочитает вид на мужчин сверху, дорога к его желудку обязательно должна пройти через его голову!» И вместе с тем, Владимир Иванович был глух ко всему тупому, в частности, не любил речевых штампов и не уважал тех, кто ими не в меру пользуется. Сам же он никогда не опускался до штамповки и, например, вместо общеупотребительного и часто напрашивающегося: «Покрыли себя неувядаемой славой!» обязательно говорил что-нибудь вроде: «Накрылись неувядаемой славой!» и т. д., и т. п. Как-то начальник полушутливо-полусерьезно спросил Интерполова, как бы он квалифицировал существующий сегодня в России общественно-политический строй. Подумав, Владимир Иванович так же полушутливо полусерьезно ответил: «КРЕН».
— Как это? — переспросил начальник. — Насколько я понимаю, крен, это наклон вокруг продольной оси на левый или на правый бок. Так куда же, по-твоему?
— Я хотел сказать, что КРЕН — аббревиатура слов «Капиталистический Ренессанс». — Интерполов улыбнулся. — Если хотите, могу сказать и формулу, в духе основоположников общественно-политического переустройства. Так вот, этот КРЕН, нынешний наш строй, — это «Недоделанный коммунизм плюс баранизация всей страны».
— Похоже. Резковато, но, похоже, — рассмеялся начальник. — Надеюсь, в средства массовой информации это не попадет. А то зачислят тебя в классики, отмывайся потом.
Для характеристики Интерполова, этого кандидата в классики, уместно привести некоторые из его высказываний. Так, вместо «Семеро одного не ждут» он говорил «Семеро одного набьют», вместо «Кто обжегся на молоке, дует на воду» — «Кто обжегся на молоке, дышит на ладан» и далее в том же духе.
Всем известное шахматно-шашечное правило гласит, что если ты взялся за шашку или за фигуру, то хочешь не хочешь, а обязан ходить именно этой фигурой, даже если ты потом заметил, что это ведет к проигрышу. В общем, говорят: «Тронул — ходи!» Шахматные балагуры в процессе трепа за доской переиначили это правило в «Тронул — женись!». Вот примерно по такому сценарию начиналась семейная жизнь Интерполова, когда он женился первый раз. Тогда ему только перевалило за двадцать. Его опытная подруга задолго даже до первого поцелуя, всего лишь после нескольких прикосновений к своим роскошным грудям, от которых Володю било током высокого напряжения, содрала с него обещание жениться: «Утром деньги, а вечером — стулья». Интерполов жениться обещал, иного исхода его порядочная натура и допустить не могла. И женился. А после того как они в дружбе и согласии прожили полгода, они так же в дружбе и согласии и разошлись. Потому что, как оказалось, для успеха в семейном строительстве не хватило строительных материалов, одной дружбы и согласия Владимиру Ивановичу показалось мало: ему недоставало любви. А ее-то и не было. Ни с той, ни с другой стороны. Судьба, видимо, в награду за его порядочность оказалась благосклонной к Интерполову в том смысле, что. неудачную семью не успели связать дети. Поэтому при разводе никто не пострадал, все только выиграли.
Этот первый блин не застрял комом в горле, но далее Интерполов в отношениях с противоположным полом сохранял предельную бдительность и решился на повторный брак, уже окончательный, только после тридцати лет. И в этом браке он был счастлив до сих пор. Он и уважал, и любил свою жену, которая была моложе его на двенадцать лет, а она, в свою очередь, обожала его. У них родились две дочери, и любовь в этой в семье стала взаимным чувством между всеми четырьмя его членами. Однако своим семейным счастьем Владимир Иванович ни с кем не делился, и эта тема не относилась к числу тех, которые он мог обсуждать с друзьями или сослуживцами. Он гордился своей семьей, но никогда не хвалился этим, так же как и сам никогда, кроме как по служебному долгу, не совал носа в чужие семейные дела и презирал тех, кто любил посудачить и посплетничать на этот счет о других.
Интерполов почти всегда ходил в штатской одежде, поэтому сказать что-либо конкретное о его звании было трудно. Но, судя по тому, как к нему относился его непосредственный начальник-генерал, и как вел себя сам Интерполов в отношениях с начальством и с теми, кто был помоложе его и пониже рангом, его чин был где-то в районе полковника. Ну, на худой конец, подполковника. Высшее техническое и юридическое образования он имел, но соответствующей его профилю академии не кончал.
Сегодня Владимир Иванович, расправившись с ежеутренней яичницей, ловко отфильтровывая традиционные скорлупки от основного блюда с помощью языка и усов, что он делал виртуозно и автоматически, отправился на работу чуть позднее обычного. Вчера начальник просил его зайти к нему утром, часов в десять, не ожидая особого приглашения.
— Кажется, есть для тебя дело. Ты ведь пока освободился, с валютчиками закончил? — И, не дожидаясь ответа, заключил: — Ну и ладненько.
Когда в назначенное время Интерполов вошел в кабинет начальника, тот, отложив свои бумаги, сразу приступил к делу:
— Слушай, Владимир Иванович, наши смежники сейчас раскручивают одну бандитскую спираль. По городу прокатилась волна налетов на обменные пункты. За неполные две недели — шесть ограблений. И везде чувствуется один профессиональный почерк: маски, оружие, в четырех случаях стрельба, в трех из них — в сотрудников и охранников, а из них еще в двух случаях — огнестрельные раны, и один со смертельным исходом, гибелью охранника. Ну, тут они