Просто не могу. У меня нет сил думать о нем. Хрупкое равновесие, которое я лелею в себе с самого утра, разбивается вмиг острыми, режущими осколками, стоит хотя бы мысленно повернуть голову в сторону Эмиля.
Вчера был один из самых ужасных дней в моей жизни. Мой мир рушился прямо на глазах, рассыпаясь буквально во всех сферах – универ, мама, Эмиль… Все разлеталось как карточный домик, еще и практически одновременно.
И поездка за скорой в больницу как контрольный в голову.
На время, пока я не знала, что будет с мамой, все остальное улетело на далекий второй план. Все проблемы показались глупыми и ничтожными по сравнению с угрозой жизни близкого человека и перспективой остаться в этом мире совершенно одной.
Было страшно. Так страшно, что зубы стучали и голова шла кругом из-за нитевидного, слабого пульса.
Потом, когда к нам с Назаром Егоровичем вышел врач и уверил, что все под контролем, а затем разрешил зайти к маме, меня таким облегчением окатило, что я с трудом удержалась на ногах.
В палате Караев-старший спрашивал у мамы что произошло, та слабо ругалась на Эмиля. А мне после пережитого испуга за мать все казалось такой ерундой, что я практически кинулась защищать его, уверяя, что нет в этом ничего такого ужасного. Уж точно это не повод умирать!
Мама как-то странно посмотрела на меня и замолчала, а Назар Егорович нахмурился и отрубил, что действия собственного сына он способен оценить и без юных адвокатов, так что не надо его выгораживать.
Но я и не думала на самом деле Эмиля защищать – всего лишь жалела, что вообще поддалась порыву и все рассказала.
Я ведь знала, что у мамы проблемы с давлением, еще и вчера она была после долгого перелета. Надо было придумать что-то, промолчать. Но уже поздно сокрушаться по этому поводу. Слава Богу, все обошлось.
Но был и один очевидный плюс в том, что я все выложила. Не пришлось тайком прогуливать универ, а Назар Егорович, будучи явно не в восторге от перспективы отселять любимого сына, уже утром предложил временный выход – улететь на месяц на море, заверив, что справки для деканата не будут проблемой. А там… Может все и уляжется.
Я с ним была согласна. Ведь еще вчера вечером мне казалось, что мир рухнул. Но утро наступило несмотря ни на что.
Солнечные лучи так же щекотали лицо, пробиваясь сквозь неплотно задернутые шторы, боль за ребрами слегка улеглась, превратившись из острой и невыносимой в тупую и ноющую, и жизнь продолжилась.
И я хочу ее жить, эту жизнь. Дышать полной грудью, радоваться, любить и доверять людям.
И я буду. Мне только надо немножко выдохнуть…
Рука сама собой тянется к невесомому кулону на шее – четырехлистному черному клеверу в белой тонкой оправе.
Пальцы холодит камень, когда рассеянно глажу украшение. А внутри липкий болезненный жар волной от воспоминаний, как Эмиль его подарил и что было между нами сразу после.
Не смогла выбросить…
Это был такой счастливый момент. Искренний. Пусть и только для меня.
А сейчас я остро нуждаюсь хотя бы в такой горькой капельке кристаллизованного счастья.
Выброшу может быть чуть позже. Потом…
Стук в дверь заставляет встрепенуться.
– Да?
Ручка проворачивается, но дверь не поддается, и я вспоминаю, что закрылась перед тем, как пойти в душ.
– Сейчас! – кричу гостю.
Запахнув поплотнее на голой груди расползающийся в стороны махровый халат, спрыгиваю с кровати и бегу открывать. Может Назар Егорович…
Проворачиваю замочек, распахиваю дверь и…
– О-ой! – собственный шокированный визг оглушает.
Прямо передо мной Эмиль.
Время одновременно растягивается в бесконечность, когда обжигаемся взглядами, и разгоняется до космических скоростей, когда он открывает рот, чтобы выдать "привет", а я с размаху захлопываю дверь, чуть не оставив его без носа.
– Бл.., Малек! – возмущенно шипит из коридора Караев, наседая плечом, но я оказываюсь проворней и уже проворачиваю замок обратно.
Сердце колотится в горле. Делаю шаг от двери.
Совсем уже…! Так можно и инфаркт получить!
– Малина, открой! – раздраженно стучит.
– Может через месяц! Уходи! – пищу, пятясь к кровати, будто всерьез боюсь, что он эту несчастную дверь начнет выламывать.
Когда мои ноги упираются сзади в матрас, падаю на него как подкошенная. Боже-боже-боже… Я будто в анабиозе весь день плавала, а сейчас меня пощечинами из него вывели. Сердце, того и гляди, в космос улетит.
Еще один мощный удар кулаком в дверь. И все резко стихает.
Не дышу, прислушиваясь.
Что… Вот так просто ушел?
О, это ужасно, но внутри мгновенно разъедает черным разочарованием.
И все? Это все?!
Слезы жгучими капельками стремятся выступить на глазах. Рвано тяну воздух.... Просто что-то забыл наверно, да? Вернулся домой за вещами и между делом решил зайти?
А я тут уже… Ненавижу!
Нахожу дрожащими пальцами кулон на шее. Рывком тяну, но конечно цепочка не рвется – мне не хватает физической силы и истинного желания избавиться от нее. Зато тонкая полоска металла больно впивается в кожу, отрезвляя от романтической вспышки, отравляющей кровь.
Вожу по комнате расфокусированным взглядом. Зависаю на том, как танцует занавеска от сквозняка, идущего с открытой балконной двери. И резко сажусь на кровати, услышав характерный шум со стороны улицы.
Ах, он…!
И как я могла забыть Караевские дебильные альпинистские привычки!
Нездоровый адреналин снова впрыскивается в кровь, заставляя буквально слететь с постели и помчаться к распахнутой двери. Выглядываю наружу – Эмиль уже висит по ту сторону резных перил.
– И все же привет! – хищно скалится, дергая бровями.
– И пока-а! – передразниваю, демонстративно и от души хлопая дверью второй раз за сегодня.
Выходит с грохотом, но этот грохот все равно не перекрывает странный глухой шум и короткий хриплый крик снаружи, от которого сердце, только что мечтавшее вылететь из горла, ледяным комом падает вниз.
О, черт! Нет-нет-нет…!
Вжимаюсь носом в стекло и не вижу Эмиля. Где?!
Руки будто отказываются слушаться, когда пытаюсь открыть балконную дверь как можно быстрее. Все тело деревенеет и не подчиняется, мешая преодолевать пространство мгновенно, когда несусь к перилам. Перегибаюсь вниз.
Висит!
– Ты дурак?! Как так можно?! – всхлипываю скорее сама себе, пока падаю на колени и хватаю его запястье.
Боже, он же в два раза больше меня, тут перила эти чертовы, как его вытащить?!
– Малин, все хорошо, успокойся! – качнувшись, подтягивается.
Хватаю за рукав, вцепляюсь