Пусто.
И уже холодно.
Ивана в постели не было давно…
Стиснула зубы, зажмурилась, тихо-тихо по-звериному завыла.
Что? Проснулась, спящая красавица? Кончилась твоя сказка?
В уме прикинула, что в доме ценного, какие ящики в первую очередь проверить, но от этой мысли ей тут же стало тошно.
Да пропади оно все пропадом! Пусть все, что хочет, забирает. Самое важное он уже забрал. Веру в чудо ее забрал, счастье ее забрал, сердце ее забрал.
Ленка всхлипнула, через силу встала, натянула на обнаженное тело одеяло, стыдливо прикрывая грудь, и вышла в коридор, который почти сразу переходил в кухню.
– О! Привет! – услышала радостный возглас от плиты. – А я умею варить кофе! – в воздух взлетела Ленкина турка с поднявшейся над ней карамельной пеной. – А вот яичницу жарить не… – и тут он обернулся. – Лен, – турку чуть не уронил. – Ты что, ласка моя? – поставил посуду на стол, расплескав, широким шагом подошел. – Ты что, лапочка?
А Ленка посмотрела на него и… лишь всхлипнула, некрасиво искривив губы. Ее гладкие плечи вздрогнули, губы задрожали, пальцы нервно вцепились в край пододеяльника…
– Боже! – Иван стиснул ее в крепких объятьях. – И что ты себе выдумала, женщина?
– У тебя, – всхлипнула Ленка, обеспокоенно оглядываясь на плиту, – что-то горит.
– А, – отмахнулся Иван, – уже сгорело! Яичницу я жарить не умею! – закончил он свою фразу с таким обреченным выражением лица, что Ленка не смогла не рассмеяться. – А вот кофе варю, кажется, приличный, – Иван игриво посмотрел на свою женщину. – А! Птице сухого зерна дал. Как ты вчера учила. Варить картоху побоялся, – Иван опять с опаской оглянулся на что-то темно-рыжее в сковородке.
– Боже! – протянула Ленка, натягивая на лицо одеяло. – Прости, дорогой, мне стыдно.
– Это что ж я тебе такого писал в тех переписках, – хмыкнул Иван, – что ты могла обо мне такое подумать? – он залихватски подбоченился.
– Да разное, – смущенно прошептала Ленка.
– Ну, – Ваня, кажется, потерял интерес к этой теме. – Может, и хорошо, что я все забыл, – хмыкнул он. – Знаешь, мне тут с тобой так клево! – мечтательно протянул он, доставая чашки. – Вот правда! Ни капли не жалею, что прежней жизни не помню! – он оглянулся на нее, замер, задержал взгляд на ее плечах, закусил губу.
А Ленку от этого взгляда аж в жар бросило! Кровь прилила к щекам, заставляя краснеть. И одеяло вдруг показалось слишком теплым.
Она поежилась, шумно вздохнула.
– Я… – голос у нее почему-то задрожал. – Я в душ что ли, и давай завтракать, а то твой кофе остынет, – попробовала улыбнуться она.
– Да черт с ним, с кофе, – Иван рывком распахнул это никому уже не нужное одеяло, впился в ее бедра, притягивая к себе. – Еще сварю, – накрыл ее губы поцелуем, – потом, – чуть приподнял, усадил на стол.
– Ванька! – засмеялась Семеновна, которая только в книжках о таком читала.
Хоть замужем и была, а сумасбродств себе никогда не позволяла!
– Ванька-встанька, – хитро протянул Иван и уложил Ленку на спину.
.
***
– Соседи!
Калитка широко распахнулась, впуская широкоплечего майора в темном коричневом бушлате.
– Есть кто живой?
Никитич поднялся на крыльцо, распахнул дверь, понял, что дома пусто…
– Ау! – громко крикнул он в пустоту.
Взгляд у майора был слегка обеспокоенный и немного торжественный.
– Ленка! – прогорланил снова он.
– Ну чего орешь? – вынырнула из хозяйственной пристройки Семеновна.
– Подарок твой где? – усмехнувшись, спросил майор.
– Еще кто чей подарок! – у Ленки из-за спины показался Иван с пилой и молотком в руках.
Выглядел он чуднО. В замусоленном бушлате, шапке-ушанке и в валенках с калошами. Ни дать, ни взять – деревенский тракторист.
Но при этом разворот плеч был однозначно гордый, а морда лица – безумно довольная.
– Иван, – произнеся имя Ленкиного найденыша, Никитич как-то странно откашлялся, – ты это… – он посмотрел на Ленку. – Не сильно занят? А то дело есть!
Это потом уже Марийка объясняла Ленке, что неправильно они все сделали! Нельзя вот так – привел в лес и стой вспоминай! Нет! Все должно было быть будто случайно, будто само собой…
Ну это ее Никитичу в голову такая мысль пришла.
А еще ему в голову пришла мысль елку срубить.
Чего греха таить, люди взрослые, давно уж дом не наряжали к праздникам.
Но то ли Никитич себя заранее отцом почувствовал, то ли заскучал, закрытый в своем доме из-за снегопада, но решил он, что ему кровь из носа нужна елка! Большая! Разлапистая! Чтобы хвоей пахла! Да что б игрушек можно было развесить весь ящик!
В общем, решил Андрей Никитич совместить приятное с полезным.
– Вань, вы с Ленкой-то елку ставить не будете? – спросил он, ткнув товарища в бок.
– Слушай, – почесал коротко стриженный затылок тот, кого Семеновна назвала Иваном, – надо бы хозяйку дома спросить. Вообще-то дело хорошее, но не будет ли ругаться, что иголки там, грязь и вообще?
Никитич замер, скривился и как-то странно посмотрел на Ивана.
– Что? – не выдержал тот.
– Сдается мне, мужик, ты был женат! – с разочарованием протянул майор.
– Да блин! – выпалил Иван, мотнул головой, топнул ногой. – Ниче не знаю, ниче не помню! Сейчас я у Ленки живу!
– Хе, – хитро подмигнул ему Никитич, – нашли общий язык?!
– И не только язык! – довольно отозвался Иван, но тут же осекся. – Что б не смел по этому поводу… – и выставил перед носом майора увесистый кулак.
– Да ну ты что? – заржал Никитич. – Да кто я такой, чтоб думать о том, что вы там по ночам делаете? У меня вон своя забота! – Андрей кивнул на неспешно идущую по тропинке Марийку.
Укутанная в расписной тулупчик, вышагивала его девочка, словно пава.
– О! – с восхищением выдохнул он. – Идет, словно плывет.
А Иван лишь улыбнулся, видя влюбленный взгляд майора.
– Андрей, – вздохнула Марийка, подходя. – Ну вы ж не на себе елку-то потащите, – по ее виду можно было легко понять, как она относилась к этой идее. – Хоть сани-то возьмите!
– Сани? – вскинул брови Иван. – А что? Есть кого в те сани запрячь?
Марийка, которая говорила, вообще-то, про сани, на которых тащили Ивана, удивленно посмотрела на мужа. А тот задумался на мгновенье, а потом перевел на своего соседа взгляд, полный озорства и совершенно детского счастья.
– Ванька! Ты не поверишь!
.
Глава 13
– Его зовут Цезарь!
Мужики стояли в свинарнике и разглядывали громадного хряка, уже снаряженного в сбрую. В собачью. Чуть-чуть модифицированную.
Если честно, все эти ремни и утяжки очень странно смотрелись на розовенькой спинке и вызывали у Никитича с