В небольшом городке, где и располагался детский дом, нашёлся довольно приличный «Дом колхозника». И в нём даже оказались свободные койки. Дежурный сначала, правда, пускать не хотел, но, как и предполагал Санёк, заветные корочки сделали своё дело. Его с почестями проводили в пустующую комнату с четырьмя кроватями и даже принесли тёплой картохи в мундирах и жидкого чаю с запахом веника.
Так что расположился Санёк вполне себе с комфортом. Выбрал койку поближе к белённой мелом печке, свернулся калачиком под тонким серым одеялом и мгновенно уснул сном праведника. Вернее, настоящего комсомольца. Из которого не то что гвозди – железнодорожные костыли можно делать. Санька в полусне улыбнулся собственной удачной шутке. Хотел было встать и записать её в блокнот, но сон властной рукой придавил его голову к тощей перьевой подушке в застиранной наволочке.
Проснулся он среди ночи резко и сразу. И не понял, где находится. По коридорам бегали какие-то люди. Чем-то громко гремели, а за окном полыхало страшное багровое зарево.
Санёк вскочил, натянул брюки, с трудом попадая в штанины, и, накидывая на ходу пальто, выбежал из комнаты. Заметался, не сразу поняв, где выход, а когда всё же выбежал на улицу, замер, заворожённый страшным, но эпичным зрелищем. Через несколько кварталов от «Дома Колхозника» на берегу реки стоял двухэтажный бревенчатый дом. И сейчас он был объят пламенем. Словно его кто-то поджёг одновременно со всех углов.
– Чего стоишь?! – проорал ему пробегавший мимо мужик в тулупе, наброшенном на голое тело. – Беги помогай! Ребятишек надо спасать!
И Санёк побежал, не очень понимая, что же всё-таки происходит. Он встал в живую цепь людей, его даже не спросили, кто он и откуда, просто молча освободили место. Ему передавали вёдра с водой, а он отдавал их дальше. Где-то впереди голосила какая-то баба, страшно трещала и стреляла кровля на горевшем доме и шумно дышали соседи по живой цепочке.
На рассвете уставший и ошалевший от бессонной ночи Санёк вернулся в «Дом Колхозника». Дежурная уважительно посмотрела на его испачканное копотью лицо и, негромко всхлипнув, сказала:
– Жалко Татьяну Михайловну. Душевный человек была…
Санёк встрепенулся, услышав знакомое имя, и, обессиленно упав на стул возле конторки дежурной, спросил:
– Так чего же всё-таки произошло?
Дежурная принесла ему горячего чаю с ломтём хлеба, щедро намазанного деревенским жёлтым маслом, присела рядом, наблюдая, как Санёк устало откусывает от бутерброда и запивает чаем.
– Да кто ж его знает-то? В ночи детский дом загорелся. А отчего – неизвестно. Только разом как-то вспыхнул, как свечка. Да оно и неудивительно – брёвна столетние, просмолённые. Их, если займутся, разве потушишь? Может, из печки уголёк выпал. Может, ребятишки баловались, курили где в подвале. А может, короткое замыкание.
Последнюю фразу дежурная сказала важно и даже гордо, вот, мол, какие она мудрёные слова знает, не хуже городских.
Санёк вздохнул горестно: вот тебе и ниточка, которую Иванов и Настя не заметили! И спросил, страшась услышать ответ:
– Много детей погибло?
Дежурная встрепенулась:
– Да говорят – нет. Напугались, кого-то доской ушибло, а так вроде и живые все. Но это пока не точно. Но вот директорша точно погибла. Вытащили её обгоревшую из комнаты. Она же и жила там, при детском доме. У неё же не было никого своего. Ни котёнка, ни ребёнка. Даже мужика не было. Вся в своих сиротах была. Только ими и интересовалась.
Санёк поднялся со стула, отряхнул саднившие ладони от хлебных крошек, потом несколько секунд с удивлением их разглядывал: на коже вздулись кровавые волдыри от ночной работы. Рукавиц-то им никто не дал. Не до того было.
Весь день Санёк провёл в городке. Расспрашивал, узнавал, беседовал с пожарными, милиционерами и просто гражданами, которые что-то видели, что-то знали. От него сначала отмахивались и смотрели подозрительно, но, узнав, что он всю ночь помогал на пожаре, теплели лицами и охотно отвечали на все вопросы.
Но ничего принципиально нового он так и не выяснил. От чего загорелось – никто толком не знал. Погибших, кроме Татьяны Михайловны, не было. Только ещё пропал Пётр Иванович, служивший при детском доме и сторожем, и завхозом. Понизив голос, Саньку объясняли, что Пётр Иванович – из «бывших», и тут же замолкали, сделав большие глаза.
Вечером Санька отвезли на станцию, выделив подводу с говорливым мужичком Ванькой и лошадкой Данькой. Выяснилось, что он-то и вёз в прошлый раз Иванова и Настю, но ничего нового рассказать Саньку тоже не смог.
Соседи по плацкартному вагону морщили носы и отсаживались от Санька подальше. Весь он пропах насквозь гарью и керосиновым духом. Но Санёк на них внимания не обращал. Не до таких мелочей ему было.
Трясясь на жёсткой скамейке, Санёк временами впадал в забытьё, а очнувшись от тяжёлого сна, погружался в ещё более тяжёлые мысли.
Да, статью-то он напишет. И редактор командировку ему оплатит. За такой-то горячий материал, каким кощунственным каламбуром бы это ни звучало. И директора надо будет упомянуть, обязательно. Такая самоотверженная женщина, всю свою жизнь детям отдала, без остатка. Но Санёк сейчас думал не об этом. Он размышлял и сопоставлял факты.
Странно выходило. Как только явился следователь из Москвы – убийства девушек в N-ске прекратились. Не считать же Глафиру Артемьеву, там и так понятно – другой человек действовал. И вот сейчас. Страшное ли это совпадение, что детский дом сгорел после того, как там побывал следователь Иванов? И именно тогда, когда журналист Тролев заинтересовался фактом посещения детского дома Ивановым? И почему Иванов так настоятельно рекомендовал Насте никому не рассказывать об их поездке? И где ночевал Иванов сразу после возвращения?
Опять навалилась дрёма, и Санёк почти уснул, но вагон на стыке дёрнулся, и он больно ударился лбом о стекло.
Глава 16
Воистину ему сегодня ничего не могло испортить настроение. В портфеле лежали кассеты с плёнками, которые он уже сегодня проявит и напечатает. Сергей ещё в своё первое посещение технического отдела центрального отделения милиции отметил очень неплохую фотолабораторию. Что ни говори, а с экспертом Игнатьевым N-скому УГРО очень повезло. А в душе Сергея пела весна, несмотря на ноябрьскую стужу за окном и тревогу за Ожарова. Всё-таки приятно встретиться со своим прошлым. Приятно поговорить с человеком, который знает про тебя всю подноготную и рядом с которым можно не притворяться, не играть