— А Ксюша… — он снова отвел взгляд, будто ему было стыдно. — Это была ошибка. Глупость. Мать… ты знаешь, как она давила на меня. «Наследник», «династия», «ты что, не мужчина?». А ты… ты после той потери… была как сомнамбула. Тебе точно было не до меня. Мне казалось, ты меня вообще не замечаешь. Что ты в своем горе. А мне… мне нужно было доказать, что я все еще могу. Что я… — он замолчал, не в силах подобрать слова. — Это не оправдание, конечно. Это жалкое объяснение. Я ее не любил. Не хотел. Это был поступок мальчишки, который пытается ткнуть мать в ее же советы и что-то ей доказать. «Хочешь наследника? На тебе, получай. От кого угодно, только не от жены». Идиотский, мелкий бунт.
Он горько усмехнулся, а я вся сжалась.
– Макар, ты…
– Подожди, Олесь, - не дал мне договорить и продолжил, - получилось только хуже. Я чуть не потерял все из-за этой идиотской гордости и желания сделать назло матери.
Он осторожно, чтобы не разбудить Тоню, провел рукой по своей щеке.
— Я не прошу прощения за это. Потому что никакие слова не отменят того, что было. Но я хочу, чтобы ты знала. Это не было любовью. Не было чем-то важным. Это была самая большая и самая тупая ошибка в моей жизни. И я расхлебываю ее до сих пор. Я был самым тупейшим мудаком из всех мудаков. И мне теперь с этим жить.
Он замолчал, исчерпав себя.
Признание далось ему невероятно тяжело. Муж вывернул наизнанку свою гордость и показал мне самое уязвимое и самое неприглядное, что в нем было.
Я молчала.
Гнев, обида, боль – все еще клокотало во мне. Но поверх этого нарастало другое чувство – странное, почти необъяснимое понимание. Он не оправдывался. Он объяснял. Не просил простить его за измену. Он просто показывал механизм той чудовищной ошибки, которую совершил. И в этом было больше уважения ко мне, чем в тысячах покаянных слов.
Макар не ждал ответа. Он аккуратно поднялся с дивана, бережно неся на руках спящую дочь.
— Я отнесу ее, — тихо сказал он и вышел из гостиной.
Я осталась сидеть одна, слушая, как его шаги затихают на лестнице. Он не совершил подвиг. Не бросился под пули. Он просто сделал то, что должен был сделать как мужчина – защитил свою семью от угрозы и признался в своем самом большом провале. Без прикрас. Без самооправдания.
И этот страшный, неудобный, болезненный разговор сделал для нашего примирения больше, чем все его предыдущие попытки «владеть и управлять». Он перестал быть тем непробиваемым монолитом, которым всегда казался. Он показал трещины и червоточины, которые есть в каждом из нас. И сквозь них наконец-то проглянул не идеальный хозяин жизни, а живой, запутавшийся, ошибающийся человек.
Я поднялась и пошла за своим мужем и дочерью.
Макара я не простила, но мне точно стало намного легче.
Глава 58.
Утро началось с того, что тишину нашего нового, хрупкого перемирия нарушил звонок домофона. Я подняла голову с подушки и прислушалась.
Послышались шаги в холле. Муж вышел из гостевой комнаты и подошел к домофону.
Дальше я не слышала.
Накинув халат, я вышла из спальни и заглянула в детскую комнату. Тонечка еще спала прижав к себе плюшевого мишку.
Запахнув полы халата и покрепче завязав кушак, я спустилась в гостиную и посмотрела на мужа.
– Доброе утро, - мягко произнес муж, - к нам гости. Нежданные.
– Доброе, - зевнула я. - Кто?
— Егор Михайлович, твой бывший начальник, — произнес муж, стараясь скрыть эмоции.
Макар, прислонившись спиной к стене и сложив руки на груди, нахмурился. Он взглянул на меня, затем его глаза метнулись к двери, откуда доносились шаги. На мгновение его лицо стало вопросительным и напряженным.
— Ты ждала его?
— Нет, — честно ответила я. — Не ждала.
Он молча кивнул, его челюсть напряглась. Старые демоны ревности и подозрительности на мгновение подняли голову, но он сделал глубокий вдох и открыл дверь.
– Ну, здравствуй, – холодно сказал Макар, глядя на сосредоточенного Егора. Мой бывший босс выглядел отлично: отглаженные брюки, аккуратно уложенные волосы и ухоженная борода.
Он не снимал пальто, его поза была прямой, почти военной. Мужчина кивнул мне, коротко и сухо, а затем его взгляд устремился на Макара.
— Тихомиров. Нам нужно поговорить. Без дам, — его голос был ровным, но в нем звенела сталь.
Макар изучающе посмотрел на него, затем медленно кивнул.
— Прошу в мой кабинет.
Они прошли внутрь, закрыв за собой дверь. Я осталась стоять в прихожей, сердце колотилось где-то в горле. Я боялась этой встречи. Боялась, что все хрупкое, что нам удалось выстроить, рассыплется в прах от одного неверного слова.
За дверью кабинета сначала царила тишина, потом послышались приглушенные голоса. Они говорили не крича — это было бы менее страшно. Они говорили тихо, сдавленно, и от этого по спине бежали мурашки.
Не выдержав, я подошла поближе. Дверь была чуть приоткрыта.
— ...ты думаешь, я не знаю? — доносился голос Егора. — Ты думаешь, я не видел, как ты на нее смотришь? Как она искала любого повода подойти к тебе? Но я не думал, что ты опустишься до того, чтобы воспользоваться слабостью запутавшейся женщины!
Последовала пауза.
Когда заговорил Макар, его голос был низким, усталым и невероятно твердым.
— Ты серьезно считаешь, что это я ее «увел», Потапов? Ты действительно настолько слеп?
— Я видел смс! Видел, как она плакала из-за тебя! — голос Егора дрогнул, в нем впервые прорвалась боль.
— Она плакала, потому что я выставил ее за дверь моего кабинета и сказал, чтобы она больше никогда не смела ко мне подходить, — холодно отрезал Макар. — А смс... она слала их десятками. Умоляла о встрече. Грозила рассказать все тебе, если я не соглашусь. Я их не открывал. Удалял. Пока она не приперла меня в тот день в гараже.
Я замерла, прислонившись к стене.
История представала в совершенно ином свете.
— Она пришла, когда я был один. Бросилась на шею. Говорила, что давно влюблена, что ты ее не понимаешь, что она задыхается в вашем браке... — Макар говорил с отвращением, будто вспоминая что-то мерзкое. —