Он ухмыльнулся и поднес руку к моему лицу, чтобы погладить. Но замер… и тогда я сама наклонилась к нему и словно утонула щекой в его крепкой и сильной ладони.
Когда Макс вышел, я посмотрела на свою одежду и решила надеть то, что было под рукой. Джинсы и… свитер Макса. Он стал для меня таким родным и любимым. Все же ночь провели вместе. Это что-то да значит.
Забрав волосы в пучок, я вышла на кухню. А там…
Макс сидел за столом пил кофе и что-то искал в своем планшете.
Степа на высоком стульчике увлеченно рисовал кашей на тарелке. У плиты стояла Аня — невысокая, круглолицая женщина с добрыми, но очень внимательными глазами. Она помешивала что-то в сковороде, и это что-то пахло райским наслаждением.
– Доброе утро, – прошептала я, чувствуя себя немного не в своей тарелке.
– Тетя Фима! – проорал Степа, бросая ложку. – Мы тебя ждем! Аня блины делает!
– Обожаю блинчики, - радостно ответила и потрепла мальчишку по голове.
Макс поднял на меня взгляд, и в его глазах мелькнуло что-то теплое, почти счастливое.
– Кофе будешь?
– Да, – кивнула я и не смогла сдержать улыбки. - С молоком, если можно.
Аня обернулась. Ее взгляд скользнул по мне, по свитеру Макса на мне, и в ее глазах что-то промелькнуло — быстрая, профессиональная оценка.
– Серафима, садитесь, пожалуйста. Все готово. Степан, не размазывай, а то без мультиков останешься.
Пока мы завтракали — а блины у Ани были действительно божественными, — царила легкая, непринужденная атмосфера. Макс поцеловал Степу в макушку, потрепал меня по плечу и, извинившись, пошел принимать душ. Мы остались втроем.
Аня ловко управлялась на кухне, а я помогала умывать перепачканного Степу. Он болтал без умолку, и я ловила себя на мысли, что расслабляюсь.
– Серафима, вы не поможете мне донести до мусора старые коробки? – вдруг попросила Аня, вытирая руки. – Одной не справиться.
– Конечно, – легко согласилась я, почувствовав легкий укол тревоги. Что-то в ее тоне было слишком деловым.
Мы вышли в коридор с парой картонных коробок, наполненных какими-то старыми журналами и детскими рисунками. Аня притворила дверь на кухню, откуда доносились звуки мультиков.
– Вы мне нравитесь, Серафима, – начала она без предисловий. – Вы с мальчиком ладите. И Максим... я давно не видела его таким... живым.
– Спасибо, – осторожно сказала я.
– Но вы должны понимать, во что ввязываетесь, – ее голос стал тише, суше. – Максим — раненый зверь. Он до сих пор не оправился после смерти жены. Они были... идеальной парой. Школьные возлюбленные. Прошли через всё. И ее смерть... она его сломала. Полностью.
Я молчала, чувствуя, как по спине пробегают мурашки. Ловушка? Предупреждение?
– Он не говорит о ней? – спросила Аня, пристально глядя на меня.
– Почти нет. Только то, что... что они очень любили друг друга.
– Любили, – Аня кивнула, и в ее глазах блеснула неподдельная боль, будто она потеряла кого-то своего. – Это ничего не сказать. Он боготворил ее. После ее смерти он месяц не вставал с кровати. Я тогда пришла по вызову его сестры... он был просто тенью. И маленький Степа плакал, не понимая, куда делась мама.
Она сделала паузу, давая мне прочувствовать тяжесть своих слов.
– Он через ад прошел, чтобы снова научиться дышать. Ради сына. И сейчас... то, что происходит между вами... это хрупко. Очень. Один неверный шаг, одно неосторожное слово — и он снова закроется, как раковина. Навсегда.
– Я не хочу ему боли, – тихо сказала я. – Я сама... я сама едва держусь.
– Я вижу, – кивнула Аня, и ее взгляд смягчился на долю секунды. – Поэтому я и говорю с вами. Не как посторонний человек, а как женщина, которая видела его на самом дне. Он не Роман, Серафима. Он не умеет играть. Он либо все, либо ничего. Его сердце не игрушка.
Я нахмурилась. Откуда она знала про Романа? Неужели Макс ей все рассказал?
Аня наклонилась, чтобы снова взять коробку, и ее следующий вопрос прозвучал совсем тихо, почти шепотом.
– Вы готовы к этому? Любить не только его, но и тень его жены? Быть второй? Всегда знать, что до вас у него была настоящая любовь? И что он до сих пор носит ее здесь? – она приложила руку к своему сердцу.
Ее слова повисли в воздухе, тяжелые и неумолимые.
– Я не хочу никого заменять, – выдохнула я, глядя ей прямо в глаза. – И я не прошу его забыть. Его прошлое... оно сделало его тем, кто он есть. И тем, кто сейчас нужен Степе. И... возможно, мне.
Аня внимательно посмотрела на меня, будто ища в моих глазах малейшую фальшь. Потом ее лицо наконец расслабилось в легкой, усталой улыбке.
– Хорошо. Тогда, может, поможете мне не с этими дурацкими коробками, а с тем, чтобы уговорить Степу надеть синие носки, а не красные? У нас сегодня с этим битва.
– Конечно, – улыбнулась я, выдохнув. – Я как раз специалист по переговорам с упрямыми четырехлетками.
Глава 27.
Мы ехали в офис в почти что праздничном настроении. Макс за рулем выглядел собранным и деловым в своем идеально сидящем костюме, но время от времени он бросал на меня ободряющие взгляды. Я же нервно теребила край своего платья — самого скромного и делового из того, что удалось найти в моем чемодане.
– Не волнуйся, – сказал он, словно угадав мои мысли. – Леонид Игнатьевич строгий, но справедливый. Ценит профессионализм выше всего.
– А если он спросит, почему я ушла с предыдущего места? – спросила я, сжимая пальцы.
– Скажешь правду. Семейные обстоятельства. Долгий восстановительный период после потери близких. Это не ложь. И это вызовет уважение, а не вопросы.
Здание «Кронверк Холдинга» впечатляло — стекло и бетон, взмывающие в небо. Внутри царила атмосфера дорогой, сдержанной эффективности. Меня охватил странный трепет — я давно не была частью этого мира, мира взрослых решений и карьерных амбиций.
Макс уверенно вел меня через просторный холл, кивая охранникам и отвечая на приветствия сотрудников. Мы подошли к лифту из матового металла. И только тогда он отпустил мою руку.
–