– Это мой дневник», – тихо сказал он, садясь рядом. – Точнее, был. Я начал вести его после того, как ушла Варя. Чтобы не сойти с ума.
Он открыл его на последней странице. Там не было длинных текстов. Только даты. И короткие фразы.
«Сентябрь 15. Снова не смог зайти в нашу спальню».
«Октябрь 3. Степа сказал «папа» и улыбнулся. Впервые… с тех пор».
«Ноябрь 10. Пришла новая няня. Кажется, зовут Аня».
«Декабрь 5. У Степы температура. Сидел с ним всю ночь. Боялся, что потеряю и его».
Я читала, и сердце разрывалось от боли за него. А потом листок перевернулся.
«Тот самый день. Она вошла в дом. Вся в слезах, но с каким-то огнем внутри. Испугался. Испугался, что этот огонь меня обожжет».
«Неделя спустя. Она рассмеялась за завтраком. Звук был… настоящий, живой».
«Месяц. Смотрю на нее, когда она спит. И понимаю, что хочу смотреть на нее вечно».
«Сегодня. Она сказала, что любит. И мир перевернулся».
Он взял мою руку и положил ее на страницу.
– Я не могу подарить тебе чистое, нетронутое прошлое, Фим. Оно все в шрамах. Как и твое. Но я могу подарить тебе все свое будущее. Каждый его день.
Он перелистнул еще одну страницу.
И я ахнула.
На ней лежало кольцо.
Простое, из белого золота, с одним большим, идеально чистым бриллиантом, который играл в лунном свете всеми цветами радуги. Оно было вложено в вырезанную в бумаге нишу.
Макс взял кольцо и опустился на одно колено прямо передо мной. Его глаза сияли такой любовью и надеждой, что у меня перехватило дыхание.
– Серафима. Фимка. Моя львица и мой нежный кролик. Ты вернула меня к жизни. Ты подарила свет моему сыну. Ты сделала этот дом – домом. Выходи за меня. Стань моей женой. Позволь мне каждое утро просыпаться с тобой и каждую ночь засыпать, держа тебя за руку. Будь моей. Навсегда.
Слезы текли по моим щекам, но я даже не пыталась их смахнуть.
Я смотрела на этого удивительного мужчину, на его дневник, полный боли, который он доверил мне, на это кольцо – не как символ собственности, а как символ его веры в наше общее будущее.
Я протянула к нему дрожащую руку.
– Да, – прошептала я, и голос сорвался от счастья. – Да, Максим! Тысячу раз да!
Он с сияющим лицом надел кольцо на мой палец. Оно село идеально. Как будто всегда там было. А потом он снова привлек меня к себе, и его поцелуй был слаще любого вина, нежнее любой музыки.
Это был поцелуй, который ставил точку в прошлом и открывал новую, яркую главу.
– Ты моя, – прошептал он, нежно касаясь моих губ.
– И ты мой, – ответила я, целуя его в ответ. – Навсегда.
… за окном над ночным городом, занимался новый день.
Наш день.
Эпилог
Спустя два месяца
Я стояла в ванной, опершись о прохладную столешницу раковины, и не могла оторвать взгляд от маленькой пластиковой палочки в моей руке. Две четкие, розовые полоски. Они казались такими хрупкими, но в них была заключена целая вселенная. Новая вселенная.
Сердце замирало от сумасшедшей радости, и я никак не могла поверить в то, что это произошло так быстро.
– Фим, ты там как? Завтрак стынет! – из гостиной донесся голос Макса, такой родной и счастливый.
Я глубоко вздохнула, пытаясь унять дрожь в коленях, и открыла дверь. Мой любимый мужчина стоял на пороге кухни, держа на руках смеющегося Степу. На них обоих были одинаковые фартуки с динозаврами, а в воздухе витал запах жареных тостов и кофе. Картина абсолютного, домашнего счастья.
– Макс… – мой голос дрогнул.
Он тут же насторожился, мгновенно считывая мое состояние. Осторожно поставив сына на пол и сделал ко мне два шага.
– Что стряслось, любимая? Ты плачешь? – взволнованно спросил он и встревоженно посмотрел мне в глаза...
Я не могла говорить.
Я просто протянула ему тест.
Он взял, и его взгляд скользнул по полоскам, потом вернулся ко мне, полный непонимания. А потом… потом его лицо озарилось таким светом, что мои слезы хлынули с новой силой.
– Правда? – он прошептал, и его собственный голос сорвался. – Фим… это… это правда?
Я могла только кивать, беззвучно шевеля губами. Он издал какой-то сдавленный, счастливый звук, нечто среднее между смехом и рыданием, и схватил меня в охапку, закружив посреди кухни.
– Папа, тетя Фима, а что? А что? – Степа прыгал вокруг нас, заражаясь нашей радостью, хотя и не понимая ее причины.
Макс поставил меня на пол, но не отпустил, прижав свой лоб к моему. Чмокнул в нос, и я засмеялась звонким смехом, боясь только одного, что мое сердце разорвется от счастья.
– Ты уверена? – он все шептал, его руки дрожали на моей спине.
– Да. Три теста. Все положительные.
– Боже… мой кролик… – он снова засмеялся, счастливо и немного безумно, и поцеловал меня.
Это был поцелуй, в котором смешались любовь, благодарность и обещание целой вечности.
Позже, за завтраком, который все-таки немного подостыл, мы сидели втроем, и Стёпа, наконец, получил объяснение.
– Значит, у меня будет блатик или сестличка? – с серьезным видом спросил он, разглядывая мой еще плоский живот.
– Да, командир, – улыбнулся Макс, гладя его по голове. – И мы все вместе переедем в большой новый дом. С садом, где ты сможешь бегать, и с комнатой для малыша.
– И тетя Фима будет там жить всегда?
Макс посмотрел на меня, и в его глазах было столько любви, что я растаяла.
– Тетя Фима скоро станет моей женой, Стёп. И твоей мамой. Если ты не против.
Мальчик на несколько секунд задумался, а потом решительно кивнул.
– Я не плотив. Она вкусно готовит и холошо читает сказки.
В этот момент зазвонил телефон Макса. Он взглянул на экран и усмехнулся.
– Орлов. Наверное, с новостями.
Новости были просто отличные. То, что нужно в такой невероятный день.
Разработанный нами кейс против «Металл-Инвеста» оказался крепче гранита. Лицензия компании была отозвана, тендер «Заря-2» аннулирован и передан «Кронверку».
Алексей Саныч, мой бывший свекор, теперь проводил дни не в своем роскошном кабинете, а в кабинетах следователей. Его империя трещала по швам, и, по словам Орлова, цепная реакция только начиналась. Ему светила