– Опоздал! Самой пришлось тяжелые коробки переставлять! – Наташа злобно сверкнула глазами на мужа.
– Работы было много, – соврал Женя и покраснел, радуясь тому, что в темноте его пылающих щек и горящих глаз не видно.
– Ну-ка дыхни! – не отставала Наталья.
Женя дыхнул, и Наталья, убедившись, что муж трезв, как стеклышко, засеменила домой, оставив мужу на крыльце авоську с продуктами. Женя подхватил авоську, и поплелся следом за женой. Не то, чтобы он не любил Наталью, конечно, любил, даже очень, иначе бы не женился. Но эти ее командные нотки сейчас Женю раздражали.
Ночью Женя не мог уснуть. В спальне было то слишком жарко, то холодно, он ворочался с боку на бок, вздрагивал, засыпал, но тут же просыпался от каких-то жутких снов. Чудилось ему, что тонкие женские пальцы опутывают его тело, ласкают, а потом подбираются к шее и душат.
– Ты сегодня спал плохо. Не заболел ли? – спросила утром Наталья.
– Нет, просто на работе устал, – соврал Женя и поцеловал жену перед тем, как уйти.
В деревне зарядили дожди. Женя работал, но никак не мог избавиться от мыслей о Нине. И каждый раз, когда он ловил себя на неверных мыслях, ему становилось стыдно. Наталья, словно чувствовала это – стала устраивать ссоры, скандалила на пустом месте, упрекала Женю в том, что он стал рассеянным, невнимательным и равнодушным.
Нина, наоборот, всегда была рада даже мимолетной встрече с ним: она словно начинала светиться, улыбалась и весело болтала о всяких пустяках. Женя даже не слушал, о чем – просто смотрел на нее и не мог насмотреться. Невозможно было отвести взгляд от ее нежной, девичьей кожи, от черных, как смоль, волос.
Женя стал совсем плохо спать ночами, раньше с ним такого никогда не было. Здоровье его было богатырским, и, как только после трудового дня его голова касалась подушки, он сразу же проваливался в сон до самого утра. Сейчас же, стоило только Жене закрыть глаза, как в голове возникал сам собой образ Нины. Ночью она являлась ему в образе страстной женщины. Ее тонкие, белые руки ласкали его, манили за собой. Она терзала его во снах, мучила.
Груз этой тайны давил на Женю, и, наконец, он не выдержал и поделился своей бедой с лучшим другом. Единственное, что он сохранил в тайне – саму личность Нины.
Федор, друг детства, был человек суеверный. Услышав все, что накопилось на душе у Жени, он долго думал, сдвинув брови, а потом сказал ему:
– Знаешь, дружище, я бы на твоем месте сходил к старой монашке, что живет отшельницей в лесу в стороне Большого Оврага. Она чертей и всякую нечисть из людей умеет прогонять. Может, и тебе она поможет. Не хорошо все это, не правильно. Как будто приворожила тебя эта девчонка. Неужто и вправду она так хороша?
– Слов нет, как хороша, Федя. Косы длинные, черные, глаза зеленые, губы, как вишни спелые…
– Я девок таких в деревне и не видал. Где же ты нашел ее?
Женя ничего не ответил другу. Не может быть, чтобы Федор Нину не видал. Все село в свое время судачило, что учительница в деревню приехала и есть кому детей учить теперь.
Решил Женя, что и вправду чертовщина с ним какая-то творится. В привороты он не верил. Все это бабская брехня. А вот чертей и нечисть всякую боялся. Многие мужики рассказывали, как в них черт вселялся, особенно после выпивки. Женя не пил, но и трезвому с чертом лучше не шутить. Решил Женя, как дожди закончатся, сразу же отправиться к монашке-отшельнице в лес к Большому Оврагу.
А дождь, как нарочно, все шел и шел, заливал деревню серыми каплями, топил во влажном тумане поля. Казалось, солнце навсегда покинуло их край – так было мрачно и тоскливо на улице.
Женя пытался было уйти с головой в работу, брал ночные смены, от выходных отказывался, ссылаясь на то, что скоро в семье родится ребенок, надо бы денег скопить. Но Нину все равно изредка видел. Как-то шел он после работы под дождем, усталый, голодный, как волк, а на встречу ему она ковыляет – сапоги резиновые не по размеру, ножки ее худые в них смотрятся, словно палочки, волосы намокли, повисли вокруг лица длинными сосульками, и платье сырое тело облепило – все округлости на виду.
Посмотрела Нина на Женю, улыбнулась, и спросила:
– Здравствуй, Женя, а я помощь пошла искать, да что-то все соседи заняты или пьяные спят. Вся уже вымокла! Ты не поможешь мне дымоход прочистить? Печь второй день не могу истопить, весь дым в избу идет.
И Женя забыл и об усталости, и о голоде, пошел за Ниной, как послушный щенок на привязи. Она идет, щебечет что-то свое, а Женя даже не слышит ее, кивает головой время от времени и глаз не может отвести от ее мокрого лица, на котором ярким пятном алеют губы – такие сладкие, желанные и манящие.
С дымоходом все было в порядке. Женя отодвинул вьюшку, которую заклинило, рассказал Нине об устройстве печи и о правилах ее топки, а потом накидал поленьев и разжег огонь. Комнатушка молодой учительницы стала наполняться теплом.
– Ну вот, все в порядке с твоей печкой, грейся, – сказал Женя, обернулся к Нине и остолбенел…
Девушка стояла перед ним в отблесках огня от печи совершенно нагая, тело ее переливалось молочной белизной, мокрые длинные волосы едва прикрывали полную грудь, щеки пылали румянцем, а глаза горели неистово-страстным огнем. Никогда Женя не видел перед собой такой красоты…
Нина подошла к Жене вплотную, прильнула к нему всем телом и впилась в его губы своим алым, горячим ртом. Женя почувствовал, что его затягивает горячий омут, и его сознание отключилось…
Очнулся Женя на улице, на самой окраине деревни, весь до нитки промокший под проливным дождем. Голова гудела, перед глазами мелькали смутные, непонятные картинки, как будто он был с тяжелого похмелья. Женя пытался вспомнить, что произошло в доме Нины, пытался определить, сколько времени провел у нее, и как он оказался здесь, за деревней.
Но, как ни напрягал он мозг, ничего вспомнить не получалось. Лишь ощущал на коже прикосновения женских рук, от которых тело его горело огнем.
Кое-как Женя добрался до дома. Ноги отказывались его слушаться, заплетались, как будто он и вправду выпил. Наталья, увидев мужа в таком состоянии, прикоснулась к его лбу, вскрикнула испуганно и тут же стала стаскивать с