– Где же ты был, Женечка? Кто тебя так побил? Вид у тебя, словно ты весь день с дикой рысью в лесу сражался… Ох… Что за напасть!
Но Женя уже метался в бреду и лишь мычал плачущей Наталье в ответ.
Лишь через две недели Женя пошел на поправку. А после болезни сразу же вышел на работу. Федор, увидев друга, сказал, хмуро сдвинув брови:
– Чем это ты так болел, Женя, что по твоему виду, у меня чувство, что я тебя не несколько недель, а несколько лет не видел? Вон и волосы седые появились!
– Да хворь лютая напала, две недели в бреду провалялся. Ладно, Наташка выходила меня. Если бы не она, подох бы, наверное… С ложки кормила, пеленки подо мной, как под младенцем, меняла. Не жена, а настоящее золото!
– Значит, забыл ты кралю свою молоденькую? С женой все наладилось?
Женя кивнул, а сам отвел взгляд в сторону. Ему было стыдно признаться другу, что он оказался настоящим подлецом по отношению к беременной жене.
Что ему сейчас делать с Наташей? Рассказать правду, или лучше не стоит? Ведь он толком и сам не знает всей правды. А с Ниной что потом делать? Сказать, чтоб не приближалась больше к нему? Так ведь это он сам с ней встречи постоянно ищет. Вопросов к самому себе у него было множество, а ответов – ни одного.
После работы Женя проверил исправность трактора, убедился, что он готов к завтрашней смене, и отправился домой. У него было такое чувство, что он не день отработал, а неделю без перерыва пахал. И Федор вон про седину сказал. Старость что ли к нему так внезапно и рано подкралась? Тридцати же еще нет!
Женя шел домой в надежде, что Наталья уже закрыла магазин и готовит дома ужин. Но жены дома не было. Женя вышел во двор за дровами для печи и заметил у калитки женский силуэт. Присмотревшись, он узнал Нину.
Она стояла перед ним, как и прежде – тоненькая, красивая, сияющая молодостью. Увидев, что Женя смотрит на нее, она улыбнулась, обнажив белые зубы. Женя сразу заметил, что она еще сильнее расцвела и похорошела с момента их последней встречи. Забыв об усталости, он подошел к калитке и распахнул ее. Тут же девушка прильнула к нему, поцеловала в губы, обдав Женю жаром с ног до головы. Потом отпрянула от него, произнесла нежным голосом:
– Слышала, ты был нездоров. Простыл, наверное, мой хороший, – Нина провела тонкой ладонью по Жениной щеке.
Женю словно ударило током, тело его стал бить озноб – то ли от сильного желания, то ли от холода, – он не мог разобрать. Только он хотел заключить Нину в объятия, как у калитки появилась Наталья. Женя весь похолодел – не заметила ли жена…
Но Наталья, как ни в чем не бывало, чмокнула мужа в щеку и прощебетала:
– Здравствуйте, Нина Павловна, как ваши дела? Как здоровье? Не хотите ли зайти к нам выпить чаю с медом?
– Нет, что вы, Наталья, я только на секунду с Евгением остановилась, спросить, как он себя чувствует после болезни…
Женщины еще минут десять говорили о погоде, о загубленном дождями урожае и о прочих неважных для Жени вещах, а он стоял рядом, как истукан, и не мог из себя выдавить ни слова.
Позже вечером, когда Наташа при свете свечи штопала Жене рабочие штаны, муж подсел к ней, обнял за плечи и спросил:
– Наташ, а ты меня к Нине Павловне не приревновала сегодня?
Наташа прыснула и заливисто засмеялась, придерживая рукой растущий живот. Потом вытерла слезы кончиком блузки и сказала:
– Умеешь же ты развеселить, Женя. За это люблю я тебя больше жизни!
Женя в недоумении стал раздеваться и лег в постель пораньше. Ночью ему снова являлась Нина, он чувствовал ее жаркие объятия, ее тонкий пальцы словно обжигали его кожу огнем, а ее нежный голос звучал в ушах:
– Иди же ко мне, иди ко мне, милый мой, желанный…
Женя проснулся среди ночи с тяжелой головой, встал с кровати и и похолодел от испуга – из темноты на него смотрели два блестящих зеленых глаза. Он вскочил в ужасе, зажег дрожащими руками лампу на столе – посветил в угол и вздохнул облегченно. Из угла на него смотрела кошка…
– Совсем с ума схожу… – вздохнул он и сжал ладонями разрывающуюся от боли голову.
Женя решил избегать встреч с Ниной. Понял, что рядом с ней что-то случается с ним, что он теряет разум, сходит с ума. Но, как назло, Нина постоянно попадалась ему на пути, как будто заранее знала, какими путями он ходит.
Женя решился, наконец, идти в лес к Большому Оврагу, просить помощи у старухи монахини, которая уже много лет жила там отшельницей.
Путь к Большому Оврагу был неблизкий. И чем дальше Женя отходил в лес от своей деревни, тем тяжелее ему становилось – ноги словно налились свинцом, а в глазах двоилось. Внезапно он вздрогнул и остановился от зазвучавшего в ушах голоса:
– Куда же ты бежишь от меня, любимый мой? Возвращайся назад, иди ко мне, я истосковалась по твоим жарким поцелуям!
Нина? Женя оглянулся, рядом никого не было, только ветер поднимался и раскачивал вековые ели. Женя изо всех сил стукнул себя по щеке, чтобы прогнать из головы этот душный, навязчивый морок. Усилием воли он заставил себя идти дальше.
Перед глазами замелькали картинки – обнажённая, зовущая, такая желанная Нина. Вот она откинула длинные волосы назад, чтобы Жене лучше были видны все ее округлые прелести. Кожа ее блестела от пота, руки тянулись к Жене, казалось, вот-вот он снова попадет в капкан ее убийственных объятий…
Женя изнемогал от страсти, он уже почти смирился с тем, что не может сопротивляться своим желаниям, но в последний миг не сделал шага назад, устоял, вспомнил, как беременная Наталья кормила его, немощного и больного с ложки… Развернулся от видения, пошёл дальше.
Тут голос Нины стал злым, разгневанным:
– Сопротивляешься? Не хочешь любить меня, несносный мальчишка? Ну пеняй тогда на себя!
В это самое мгновение с неба хлынули потоки воды, а где-то высоко раздались жуткие, оглушающие слух, удары грома. Небо словно раскололось пополам от ярких молний.
Такого урагана Женя никогда в жизни не видел. Раскачивающиеся деревья ветер вырывал из земли