Рейвенар молчал – ему было, что сказать, конечно, и эти слова сейчас кипели у него в душе, но он молча смотрел на Адемин, и она, словно ободренная этим молчанием, добавила:
– Что мне все-таки можно найти в тебе опору. Динграсс так сказала, я ей поверила… но потом поняла, что была неправа.
Рейвенар ухмыльнулся. Надо же. Поняла она.
– Ее звали Шейла, – глухо произнес Рейвенар. – Отец приказал убить ее, потому что я к ней привязался. Чтобы ничто меня не отвлекало, пока я выполняю его распоряжения.
Губы Адемин дрогнули и приоткрылись, словно она хотела что-то сказать.
– И если ты еще раз прикоснешься к ее портрету, я сломаю тебе пальцы, – пообещал Рейвенар. – Пошла вон отсюда.
Принцессе не потребовалось второе приглашение. Она быстрым шагом двинулась прочь – а Рейвенар почти без сил опустился за рабочий стол и уткнулся лбом в стиснутый кулак.
***
Служанка принесла платье – нежно-зеленое с цветочной вышивкой по подолу и длинным рукавам. Посмотрев на себя в зеркало, Адемин решила, что похожа на куклу. Кукол наряжают, устраивают для них игрушечные балы и чаепития и играют с ними так, как захочется.
Можно и руку оторвать, например.
Завтрак для нее накрыли в малой столовой – высокие окна выходили в парк, все было залито солнцем, и день выдался просто чудесный, но для Адемин все было покрыто тусклой серой вуалью. Она села за стол, окинула взглядом приготовленную для нее трапезу и поняла, что ей сейчас даже кусочек в горло не полезет.
– Надо съесть хоть немного, – заботливо сказала Динграсс. – Хотя бы кусочек ветчины или чуть-чуть паштета. Вы же не собираетесь уморить себя голодом?
– Я не знаю, – искренне ответила Адемин. – Мне и правда не хочется жить после всего, что случилось.
Когда она вспоминала тот порыв, который поднял ее на подоконник – сейчас, еще один шаг вперед и все будет кончено, надо просто сделать этот шаг! – то испытывала невероятный жгучий стыд.
– Надо просто потерпеть, – вздохнула Динграсс, намазывая паштетом ломтик хлеба. – Вот, давайте-ка!
Паштет оказался нежным и ароматным – Адемин съела, и Динграсс тотчас же пододвинула к ней тарелку с яичницей, колбасками, беконом и помидорами. Вендианская королевская семья завтракала обильно и сытно, почти простонародно. Адемин послушно отрезала кусок бекона, и в это время дверь в столовую открылась.
Динграсс тотчас же встала, склонила голову в низком поклоне. Адемин узнала вошедшего по портрету – принц Эрик и в жизни был таким же светловолосым, ангельски красивым и с тяжелым, напряженным выражением лица. Он подошел, сел за стол и некоторое время очень пристально всматривался в Адемин – глаза у него были зеленоватые, внимательные. Адемин смотрела на своего несостоявшегося мужа, стараясь не отводить взгляда, и наконец Эрик произнес:
– Здравствуйте, Адемин.
– Здравствуйте, Эрик, – откликнулась Адемин.
Ни в коем случае нельзя было вести себя с ним, как с душевнобольным. Напротив сидел молодой человек из владыческой семьи, добрый и достойный, вот и все.
– Простите, что не пришел познакомиться вчера, – Эрик говорил медленно, с усилием, словно на иностранном языке. – Мне было нехорошо.
– Да, – кивнула Адемин. – Я понимаю.
– И простите меня, – Эрик отвел взгляд и начал смотреть куда-то за окно: по тропинке шла Софи со стайкой фрейлин, все заливисто смеялись – должно быть, обсуждали жену-бастарда принца Рейвенара.
– За что же? – удивилась Адемин. – Вы не сделали мне ничего дурного.
– Я не стал бы вам хорошим мужем, Адемин, – признался принц. – И сейчас пришел вас попросить о моем брате.
В груди шевельнулся ледяной червячок. Вспомнилось лицо Рейвенара, тоскливое и отчаянное, когда он смотрел на Адемин, державшую в руках его акварель.
– Все говорят, что он чудовище, – продолжал Эрик, и Динграсс нервно пожевала губами. – Он и правда чудовище. Я знаю, что он сжигает заживо тех людей, которые чем-то навредили нашему отцу. Министр финансов проворовался, и его превратили в удобрение для королевских роз.
Адемин опустила глаза к тарелке. И без того слабый, аппетит сейчас пропал окончательно.
– Но Рейвенар не был монстром. Наш отец его таким сделал, – произнес Эрик. – Наш отец превратил его в пугало и палача, потому что нуждался в пугале и палаче. Вы понимаете меня, Адемин?
Адемин машинально кивнула, хотя видит Господь, не понимала, к чему ведет принц. Эрик нахмурился.
– Я не умею чаровать, – признался он. – Но знаю, что у всех заклинаний есть обратный ход. В душе Рейвенар до сих пор мальчик, который однажды закрыл меня собой от собаки.
– Бойцовый пес короля тогда взбесился, – негромко поддакнула Динграсс, и Адемин вдруг увидела: парк, огромная собака с красными глазами и белоснежными зубами, по которым стекала пена – и двое мальчиков, один упал и лежит на дорожке, второй встал, закрывая брата и перебирая в пальцах мелкие огненные шарики.
– Вы сможете достучаться до него, – продолжал Эрик все тем же напряженным голосом. – И тогда он изменится. Он больше никогда не будет таким, как сейчас.
В носу защипало. Можно сколько угодно сбивать кулаки, колотя в запертую дверь – но если человек за ней не захочет открывать, все будет напрасно.
– Боюсь, тогда меня не поймет его величество, – ответила Адемин. – Ему вряд ли понравится, что я изменю его личное чудовище.
Эрик вздохнул. А ведь ему тоже приходилось несладко в королевской семье. Его, конечно, не оскорбляли в открытую – но всегда относились к нему со снисходительным презрением, как к убожеству, которое бросает тень на всю семью.
– Не думайте о его величестве, – губы Эрика дрогнули в том, что с большой натяжкой можно было назвать улыбкой. – Думайте о себе и своей семье. А Рейвенар теперь ваша семья. И вам