— И я с ним! — подкинулась Эля.
— Ермолова? А ты чего? — удивился Полуэктов.
— А мы вместе! — запальчиво проговорила девушка и тут же зарделась: — В смысле — вместе виноваты!
— Я, конечно… Э-э-э-э… Ну вы, в общем-то не очень виноваты, — Ян Амосович несколько растерялся, а потом махнул рукой. — Давайте, ребята, все выходим из класса, у вас перерыв десять минут. Титов остается парты расставлять, а ты, Ермолова, чертеж смой. И ручками, ребята, ручками! Никакой магии, даже и не думайте! Магия — после занятий. Как только лекции окончатся — жду вас на площадке номер семь, будем излишки сбрасывать… И ничего на вечер кроме этого не планируйте, у Титова на «излишки» уйдет часа четыре, не меньше!
Глава 6
Разговор на лавочке
Я вышел из мастерской Лейхенберга в совершенно зачумленном состоянии и хватал воздух ртом, как рыба.
Все дело в том, что Людвиг Аронович и Борис Борисович задолбали меня до последней крайности: они ведь один другого лучше, две умные головы, один я тупой. Сначала эти дядечки бесконечно спорили о свойствах сплавов и тонкостях присадок и жидкостей для закалки. Потом решали, что лучше использовать, чтобы не нарушить вибрации эфира: кузнечный горн, алхимический атанор, газовую горелку или магическое пламя. После этого оба великих специалиста долго обсуждали тип и форму будущего артефакта — чтобы и красиво, и практично, и с точки зрения носкости вопросов не возникло.
А я сидел и пялился то на одного, то на другого, у меня даже в глазах стало рябить. Когда маг и кхазад пришли к консенсусу и решили, что священнодействовать мы будем над созданием металлического браслета, то вдвоем начали шпынять и поучать меня, и не думая приступать к работе. Они даже базу под это подвели, магнаучную: артефакт куда лучше будет откалиброван и заточен именно под меня, если я сделаю его сам! Под их чутким руководством, конечно.
Два умудренных опытом ученых мужа сидели в потертых креслах, пили кофе из облупленных кружек (благо — не чай) и командовали мной в стиле «стой там — иди сюда!», «возьми, но не трогай» и «делай медленно, но чтобы быстро». Знаете, как это страшно бесит?
Целый час я отмерял кусочки неведомых мне материалов — слитки их напоминали что-то вроде толстой проволоки — и отделял при помощи лазерного ювелирного резака, который походил на маркер с проводом в казеннике. Потом — взвешивал эти огрызки почему-то на аптечных весах с двумя чашечками. Не на электронных, которые стояли тут же, а на вот этой вот архаике! Потом — плавил компоненты в специальных плошечках фиг знает из какого кристалла. В качестве компромисса между двумя великими знатоками — часть плошечек нагревалась на горелке, другие — в атаноре, третьи — на зажженном Борисом Борисовичем в каком-то горшке неугасимом огне. После — смешивал расплавленные вещества — в строгом порядке и с определенной скоростью, тщательно помешивая какой-то витой костяной штуковиной. Рогом единорога? Берцовой костью хоббитца? Волосом из ноздри бразильского мегабобра? Понятия не имею, но жидкий металл и прочие расплавы с этой мешалки просто стекали, не причиняя ей ни малейшего вреда. И все то время я орудовал — под аккомпанемент язвительных комментариев и едких шуточек двух противных дядек… Конечно, я все делал не так, и гореть мне за порчу материалов в аду, и получится у меня фигня на постном масле, а не артефакт с маскировочными и защитными свойствами!
А в итоге, когда настало время заливать металл в форму — выяснилось, что формы никакой и нет! Ее еще изготовить предстоит. Непревзойденные наставники и мастера артефакторики переглянулись и решили, что продолжим мы в другой раз. А пока довольно будет и изготовления слитка, который подойдет для дальнейшей работы. Я внутри себя позлорадствовал: затупили они знатно, конечно, но виду не подал, потому что хотел свалить из мастерской поскорее.
* * *
Я, когда на крыльцо вышел и глянул на часы на смартфоне — обалдел! Два часа там промаялся и вот теперь выбрался, и пытался понять, на каком вообще свете нахожусь. Казалось — на том. Не на этом — точно. На этом так над людьми издеваться не положено!
— Миха-а-а! Завтра на трене ждем тебя! — меня увидели пацаны с кулачки, которые шли вроде как с турничков. — Скоро чемпионат стартует!
— Да-а-а… — вяло откликнулся я.
Я б лучше раза три с ревельцами подрался, чем в жернова двух знатоков артефакторики снова попасть…
— Тилинь! — дал знать о себе смартфон, я глянул на экран и обнаружил там сообщение от директора, короткое — с адресом.
«Васильевский остров, 4 линия, 52/2, посылка в приемной, доставить завтра к 16−00».
— Поня-а-атно, — протянул я. — Покатаемся!
— Мин херц, — сказал Лейхенберг, выходя из дверей своей берлоги с довольным видом. — Пора бы и списочком заняться. Люди ждут!
— Займемся, — мне оставалось только кивнуть. — Завтра, после шестнадцати часов.
— Если хочешь — подходи завтра часам к семи на КПП, я буду дежурить, — заявил Борис Борисович, также покидая обитель кхазада. — Расскажу тебе, в чем была твоя ошибочка в плане выбора рун у Виталия Анатольевича на занятии.
— Постараюсь, — обреченно согласился я. — Ошибочки в выборе рун стоит, конечно, исключить
— Миха-а-а! — раздался девичий голос откуда-то со стороны главной аллеи. — Ты тут?
— Тут! — а вот тут я сильно обрадовался, даже второе дыхание появилось, это ведь была Эля. — Иду!
Эля — это праздник, конечно. А в остальном ситуация превращалась в какой-то кабздец, если честно. Казалось — моя голова взорвется от обилия дел и занятий, которые валились со всех сторон! И, что характерно, мне все это нравилось, все казалось жутко интересно, и ничего не хотелось бросать! А ведь еще и учебу никто не отменял, и факультативы, и… И личную жизнь тоже.
Личная жизнь ждала меня в свете фонаря и переминалась с ноги на ногу. Ножки, кстати, заслуживали отдельного внимания: стройные, загорелые, в босоножках на каблуках и со шнуром, оплетающим изящные голени. И юбочка клетчатая совсем на них смотреть не мешала, даже наоборот.
— Эля! — сказал я, старательно глядя ей в глаза. — Ты потрясающе выглядишь.