И достала из рюкзачка влажные салфетки, и стала тереть мне нос и щеки. На каблуках она была со мной почти одного роста, и это казалось мне странным и притягательным одновременно.
— Ты откуда? — спросил я.
— С танцев! — заявила она. — Только вещи в комнату бросила, в душ сходила и пошла тебя искать. Все думала, думала, пока танцевала… А ты откуда?
— А я от этих двух несносных… — я оглянулся и увидел, что они все еще стоят на крылечке столярки и смотрят на нас, кажется, с одобрением. — Уважаемых и авторитетных мужчин! Я ведь курьером работаю теперь, значительный карьерный рост по сравнению с подсобником, а? Вот, кое-какое снаряжение делали, специальное…
— Снаряжение для курьера? — округлила глаза девушка. — А что ты доставляешь?
— Например — волшебные книги! — я взял ее под руку, и мы пошли по аллее. — Ты не поверишь, я, когда в Ингрию на Тверскую книжку завозил, та-а-акое видел! В общем, в доме номер один, на этой самой улице Тверской, есть Башня, и там живет один эстет…
Никакой секретности вроде как не существовало, точнее — существовало, но до момента передачи посылки из рук в руки. А после этого — рассказывай что угодно, если только клиент не закажет режим конфиденциальности. В общем, я описывал свои приключения, даже мутантов и киборгов, только про менталистику и лечение Динки ни слова не сказал. А Эля смотрела на меня широко открытыми глазами и, похоже, верила. А чего не верить-то, я же не врал! Я недоговаривал — это да.
Но, в конце концов, я ведь ссылался на Полуэктова, а ни один студент с этим шутить не станет.
— Офигеть, какая у тебя интересная жизнь! — сказала Эля. — Я вот постояла, послушала немного — ну, там, на аллее… От тебя все чего-то хотят! Спорт, работа, артефакты, учеба, еще эти твои дела с Людвигом Ароновичем…
— И это еще не все, — вздохнул я. — Есть еще две просто невероятные вещи, которые со мной происходят!
— И-и-и-и? — она даже отстранилась на секунду. — Скажи, скажи?
— Я, похоже, опять влюбился, а еще за мной следит отец, которого я ни разу в жизни не видел! — оттарабанил я.
— Что-о-о-о?
— Отец, говорю, следит!
— Да я не… В каком смысле — «опять»? — она пыталась смотреть на меня строго, но получилось не очень, ее глаза так и лучились смехом.
— Ну, один раз весной, и один раз — сейчас, — я улыбался, от дурацкого настроения после издевательств Бориса Борисовича и Людвига Ароновича и следа не осталось, теперь у меня внутри все горело и прыгало. — И оба раза — в тебя!
— Титов, эта твоя откровенность меня иногда даже пугает, если честно, — призналась Эля. — Хотя я на нее, в общем-то, и повелась. Нет! Сразу мне понравились твои глаза, потом — запястья, а потом — вот эти твои разговорчики. Но купилась на манеру общения, это точно! Потому что… Мало ли на свете парней симпатичных?
— Мне откуда знать? — удивился я.
— В каком смысле? — захлопала глазами Ермолова.
— Я в симпатичных парнях не разбираюсь! — пожал плечами я. — По мне, так если пацан не ведет себя как быдло, не говнистый, не вонючий, и может трепаться о чем угодно, и работу с ним делать можно… Ну, шланговать не станет, я об этом — то вот такой парень и симпатичный!
— А! Ты про это! — успокоилась Эля. — А девчонок — много симпатичных, как думаешь?
Я тут же вспомнил Хорсу. И мне стало неловко. Но ответил сразу, потому что тупить — последнее дело:
— Красивых — много, особенно в колледже. Тут почти все красивые. Но симпатичных — мало. Вот с тобой было сразу ясно: ты совершенно незнакомому парню сразу помогла, в смысле — мне. И учишься хорошо, то есть — ответственная. А еще танцуешь, а я знаю, сколько труда — танцевать красиво научиться… Офигеешь просто! Кулачный бой там где-то рядом стоит и переживает…
— Ничего себе, — потерла она нос ладошкой. — Такие вещи говоришь!
— … и смешная. И дар у тебя — трансформация, это о чем-то да говорит! Но вообще — я понял, что не зря влюблялся, когда ты в Хтони не стала прятаться, а со мной пошла с дробовиком. И потом, на начерталке — когда вписалась за меня перед директором.
— А до этого думал, что зря? — с явным напряжением в голосе спросила она.
— Ага, — признался я. — Вообще — оленем себя считал тупым. Я же слышал, что вы про меня с Анастасией Юрьевной говорили, в беседке, на выпускном… Я тогда Людвига Ароновича искал по всему кампусу, вот и…
— Бли-и-и-ин! — сказала она и спрятала лицо в ладонях. — Пошли, где-нибудь сядем? А то что-то мне прям нехорошо.
— Давай, — кивнул я. — Ты только не убегай, ладно?
— Не убегу.
Вообще-то мне было уже наплевать, что она там в беседке говорила, хотя я все и помнил очень хорошо. И про то, что я обычный сирота-пустоцвет, а она — из великого клана, и про всякое такое прочее. Сейчас-то она шла рядом со мной, значит, теперь ее такой расклад не смущал. А на остальное — пофиг!
— Это наша лавочка, — обрадовалась Эля. — Мы тут с тобой к экзаменам готовились.
— Точно! — мне тоже стало приятно. — Давай, садись, а я положу тебе голову на колени.
— Ну, уж нет! Это ты садись, а я — положу, потому что я тебе все буду рассказывать! — аргумент был странный, но он сработал, хотя я и переживал, что она почувствует мое состояние.
В общем — пришлось класть ногу на ногу, потому что потому! Что делать — физиология молодого человеческого парня такова и никакова больше, но это не делает меня каким-то скотским животным. Я ведь не собираюсь никак свое состояние доводить до финиша, перетерплю уже, куда деваться… Я воспитанный! Хотя, конечно, довести тоже был бы не против, что уж там говорить…
Эля наконец устроила свою кудрявую головушку у меня на коленях, вздохнула, закинула ноги на подлокотник лавочки,