Оставшись на какое-то время вне поля зрения местного начальства, Муниф задумался, поглядывая на горный рельеф. Здесь не страшны осыпи от выстрелов, база на небольшом плато, солнце, хоть и зимнее, припекает, и под навесом приятнее, чем под прямыми и радиоактивными лучами. Пахло порохом и кремнием от камней, в выбоинах стояли лужи после вчерашнего дождя, они отражали небо, но при этом казались черными.
Глядя в эти мнившиеся бездонными лужи, Муниф думал о том, как, наконец, прощупать генерала по поводу возможной лояльности его к хуситам — продает же он оружие, не может не понимать, что вооружает тех, кто рано или поздно придет в Сану свергать то правительство, которое представляет и сам Мохсен.
Вопрос — с кем начинать пристрелочный разговор? С самим генералом и боязно, да и слишком редко они видятся, тем более наедине. К тому же в кабинете Мохсена вести подобные разговоры рискованно — его могут слушать для безопасности самого же генерала госохрана или спецслужбы.
С Джазимом… И то только в камерной обстановке, к примеру, на свадьбе его младшей дочери, назначенной на ближайшую джума, до полуденного азана. Джазим, считая его особенно набожным из своих детей, пригласил Мунифа в мечеть присутствовать во время никяха Маджиды. Она только окончила школу (у Джазима все дети учились — он вел довольно светский образ жизни, но и невесты с образованием ценились больше).
Муниф уже купил у Башана самый дорогой свадебный бахур, выложив за него почти четыреста долларов и надеясь, что Маджиду не слишком неволят, отдавая замуж, вроде она не против выбранного отцом кандидата — офицер из их генштаба. Пришлось Мунифу потратиться на футу для Пича и джамбию, пиджак и рубашку, потому что Джазим великодушно пригласил и парня.
Отмечали свадьбу в специально снятом для этого зале, привезли целый грузовичок ката — тоже свадебный подарок Мунифа, с его плантации для гостей.
Когда гости уже изрядно обалдели от ката, перед этим станцевали альмезмар, забросали весь пол зала листьями и ветками ката и пустыми бутылками из-под воды, наелись и некоторые стали разъезжаться уже по домам, Муниф подошел к Джазиму, сидевшему на диване поджавши босые ноги — замшевые туфли он скинул, чтобы ничего не мешало ему расслабляться на празднике.
— Отец, позволь я отвезу тебя домой?
— А где твой парень?
— Отправил его домой, не хочу, чтобы увлекался катом, он после него совсем дуреет. Ты знаешь, я и сам его не слишком люблю.
— Это правильно, — поднял корявый палец Джазим. — Надо учить сына быть трезвым и совершать взвешенные поступки. Отвези, хабиби. Я отправил шофера доставить новобрачных в гостиницу.
Они ехали по вечерней Сане мимо блестящих от дождя тротуаров, вдалеке темными махинами нависали горы на фоне все еще ясного неба, светились подсвеченные минареты мечети Аль-Салех.
— Ты хотел поговорить? — все еще расслабленным, вальяжным, но неожиданно трезвым голосом спросил Джазим из темноты салона джипа. Это личный автомобиль полковника.
— Нет, просто хотел тебя отвезти… — не отрывая взгляда от дороги, сказал Муниф. — Впрочем, я так и не понял, зачем понадобилась инспекция на тот горный объект. Там все в полном порядке, и за этим самым порядком следят американцы. Ты знал о них?
— Конечно, эти собаки повсюду, — вдруг резко сказал Джазим, он закурил, и в зеркало заднего вида Муниф то и дело видел его лицо, озарявшееся оранжеватым светом после очередной затяжки. — Они все опутали, все структуры, влезли везде. Я в какой-то степени начинаю понимать твоих хуситов, когда они пытаются восстановить статус-кво. Может, и настало время?
— Думаешь, Мохсен понимает это? — Муниф не избежал соблазна задать довольно прямой вопрос, даже опустив реплику, ожидаемую от него Джазимом, что «хуситы не его». Некогда было размениваться на словесные реверансы. — Он ведь снабжает их оружием, как еще можно расценивать его деятельность?
— Не так банально, как тебе кажется, — ничуть не удивился вопросу Джазим и даже не попытался одернуть его, указать на то, что такой разговор неприемлем. — Американцы его кормят, как в свое время подкармливали Салеха. Где теперь Салех, мы все знаем, поэтому Мохсен более осмотрителен. Может, это запасной вариант. В случае если все пойдет не так, как он наметил, у него будут оправдания перед хуситами. С другой стороны, это просто способ обогащения. В любом случае, я не поверю, что он подспудно желает победы хуситам. Это точно нет.
— Ты думаешь, он не пойдет на то, чтобы совершить с ними сделку? — Муниф произнес этот вопрос и замер, ожидая гневной реакции. Никогда ранее «приемыш» не позволял себе таких откровенных вопросов и обсуждения на равных генерала. Но сейчас ему позволил это сделать расслабленный тон Джазима.
Он не ошибся. Полковник отнесся к вопросу снисходительно.
— Нет! Мохсен?! — переспросил он, словно до него только сейчас дошел вопрос или, вернее, подоплека. Он хрипло рассмеялся. — Он уже договорился однажды. Его прокатил Салех. Теперь у него договоренности с теми, кто мог бы его привести к власти — с американцами и саудитами. Хуситы не в состоянии ему в этом помочь. Они его не любят еще с тех пор, когда погиб Хусейн аль-Хуси по вине генерала.
— А если бы хуситы ему предложили? — Муниф удержался и не бросил взгляд в зеркало заднего вида, чтобы увидеть реакцию Джазима.
— Ты сам в это веришь? Я не про то, что предложат, это не исключено, я про то, что они выполнят обещанное. И Мохсен знает это не хуже меня. Да и ты должен понимать цену их посулам. Тебя они ловко кинули под пули охраны Мохсена.
Муниф привычно промолчал, хотя его отчего-то больно задели эти слова.
— Напрасно обижаешься, — Джазим понял, о чем молчит Муниф. — Хуситы активизируются — это несомненно, и так же несомненно то, что если бы они с кем-то из нынешнего правительства пошли на сделку, чтобы облегчить себе работу, то в итоге власть никому не отдадут. Аль-Хуси — хашимиты, и они строят на этом все — и власть, и политику, и новый миропорядок, хотя новое — это давно забытое старое, как известно.
— А что на самом деле было бы лучше для нашей страны?
— Как это ни горько, — вздохнул на заднем сиденье Джазим, выдохнув сигаретный дым, — Йемена уже, по