Мои предсказания не сбылись. Там лежал не Багрянцев и не Илья Синицын. Но то был не менее близкий мне друг.
Иван Михайлович Сеченов.
Мой коллега был мертвенно бледен. Даже смотреть было тяжело на то, что с ним стало после битвы на старом кладбище. При этом на теле Сеченова не было ни единой царапины. Я в принципе не видел, чтобы он получал какие-либо ранения. Как вообще это могло произойти⁈
— Причина смерти? — сухо спросил Разумовского я.
— Неизвестно, Алексей Александрович, — вздохнул коллега. — Его ко мне доставили в таком состоянии. Как мне кажется, дело в остановке сердца. Но причину, по которой оно остановилось, я не знаю. Другие поступившие вместе с ним пациенты говорили, что Иван Михайлович оттаскивал господина Синицына в безопасное место, и тогда его самого поразили каким-то магическим выстрелом.
Магическим выстрелом? Вариант тут может быть только один. Это был некротический кристалл. Другой магией сектанты не владели. Насколько я помню, среди них в принципе не было магов. Исключение — Анатолий Ожегов, но с ним мы уже расправились.
Некротика запросто могла остановить сердце. Она вообще любой орган может полностью уничтожить!
Проклятье!
Я стиснул зубы, сдерживая переполнившие меня эмоции. Но быстро взял себя в руки. Рано делать выводы. Осмотрю его ещё раз. Самостоятельно.
— Надеюсь, заключение о гибели Сеченова составляли вы, а не наш главный лекарь? Швецову я даже трупы не доверил бы осматривать, — я положил руку на запястье Сеченова, надеялся прощупать пульс.
Но тщетно.
— Нет, Швецов там пытается обычные резаные и колотые раны залатать. И то — у него это плохо получается. Он уже несколько раз трубил о том, что надо снова вызывать врачей из Самары. Мне кажется, что он скоро из-за обычного кашля начнёт запрашивать подмогу, — протараторил Разумовский.
Коллега пытался разрядить обстановку. Получалось, честно говоря, так себе. Он уже смирился с гибелью Ивана, а я ещё нет. Пока сам не удостоверюсь — не поверю ни одному заключению. Да — может, это и не рационально, но решение я уже принял. Буду пересматривать выводы Разумовского, пока не удостоверюсь в его правоте.
Пульса нет. Ни на лучевых артериях, ни на сонной. Уже проверил и там, и там. Дыхание тоже отсутствует. На всякий случай я даже воспользовался зеркальцем. Приложил его к ноздрям Сеченова, чтобы проверить, не запотеет ли оно.
Иногда пациент оказывается в настолько тяжёлом состоянии, что уловить движения грудной клетки практически невозможно. Но приём с зеркалом помогает определить, сохранилось ли хотя бы поверхностное дыхание.
На всякий случай я попробовал выслушать сердце Сеченова фонендоскопом. С каждым этапом осмотра я всё больше склонялся к тому, что Разумовский прав.
Александр Иванович понимал, что нас наверху ждёт целая гвардия пациентов, но не думал меня торопить. Лишь молча наблюдал за моими действиями. Скорее всего, полагал, что я совсем отчаялся, раз пытаюсь найти хоть какие-то признаки жизни у, очевидно, уже мёртвого человека.
Дыхания, пульса, сердцебиения и сознания нет.
Рефлексы я тоже проверил. Нулевая реакция.
Однако есть несколько моментов, которые меня смущают. Сильно смущают!
Сеченов бледен — это факт. Но остыть он ещё не успел. Такое впечатление, что кровь в жилах продолжает поддерживать прежнюю температуру. По крайней мере ниже тридцати градусов она точно не опустилась. А воздух в помещении холодный. За это время он уже должен был остыть.
Но это ещё можно посчитать придиркой. Возможно, лекарская магия до последнего пыталась поддержать Сеченова в стабильном состоянии.
Есть и другая странность. Я не вижу на его теле трупных пятен. После биологической смерти они появляются уже в течение получаса. Могу понять, почему до сих пор нет признаков трупного окоченения. Оно появляется лишь в течение двух-четырёх часов. Поэтому мышцы пока что мягкие. Столько времени ещё не прошло.
Но пятна куда делись?
Состояние Сеченова клинической смертью точно не назовёшь. Но и на биологическую не тянет. Скорее всё это похоже на…
Хм. Надо перепроверить.
— Гигея! — мысленно обратился к богине я. — Есть серьёзный вопрос.
— Слушаю, Алексей. Если ты про Подалирия…
— Да, про него, — ответил я. — Есть возможность с ним связаться? Помню, что говорить он не может. Но образами он никак не пытался передать, что случилось с его избранником?
— В том то и дело, Алексей, что я Подалирия вообще не ощущаю. Он будто исчез, — заявила Гигея. — Вернее… Я знаю, что он жив. Но присутствия его уловить не могу. Сложно объяснить.
А вот это странно. Если бы Иван действительно погиб, его богу-покровителю это бы никак не навредило. Я, конечно, знаю, что сектанты научились убивать и избранника, и бога одновременно, но в этом деле принимал участие владыка Тёмного мира.
Здесь что-то другое… Тем более Гигея не ощутила его гибели. А ведь Подалирий уже давно с нами в союзниках. Уж исчезновение приближённого бога она бы точно заметила.
— Похоже, всё не так просто, Александр Иванович, — заключил я. — Сеченов не погиб.
— Что? — оторопел Разумовский. Но его удивление быстро сменилось скорбью. — Алексей Александрович, вы уж простите меня за прямоту. Я понимаю, что вам тяжело это перенести, но…
— Не хватает признаков биологической смерти, — покачал головой я. — Не в скорби дело. Что-то эта некротическая атака натворила с Иваном. Такое впечатление, что он… в анабиозе.
Анабиоз — это состояние, схожее с зимней спячкой, когда жизненные процессы в организме замедляются до максимума. Но жизнь при этом не угасает. Организм делает всё, чтобы сохранить её.
Никогда бы не подумал, что приду к такому выводу, но это — правда. Некротики я в нём не чувствую. Если бы ткани начали отмирать, моя лекарская магия уже указала бы на это. Но нет! Передо мной лежит человек, который будто замер во времени.
Есть у меня одно предположение о том, как это могло получиться. Но подтвердить это сможет только один человек — Иван Сеченов.
— Господин Разумовский, у вас лекарская магия осталась? — уточнил я.
— Конечно, а что вы хотите сделать? — напрягся он. — Только не говорите, что мы собираемся лечить труп! Мы ведь — не некроманты какие-то!
— Ещё раз повторяю, Сеченов жив. Доверьтесь мне. Я вас никогда не подводил. И сейчас мне нужна ваша помощь. На битву с верховным некромантом я растратил всю свою ману. Мои каналы сейчас пусты, — объяснил я. — Но есть иной