Сера повернулась к нему, её лицо выражало искренний интерес.
– И кто же?
– Я – то, что я выбираю помнить, – ответил он. – И то, что я выбираю забыть. То, как я интерпретирую свой опыт, и то, как я позволяю этому опыту формировать меня. Я – все воспоминания, которые я интегрировал, все отношения, которые я построил, все выборы, которые я сделал.
Он посмотрел на неё с лёгкой улыбкой.
– Я не просто Эзра или Элиас, не просто продукт экспериментов Мойры или результат собственных усилий по интеграции. Я – непрерывный процесс становления, каждый день создающий себя через тысячи маленьких решений о том, что важно, что имеет значение, что стоит сохранить и что можно отпустить.
Сера внимательно слушала, и в её глазах Элиас видел глубокое понимание и принятие.
– Звучит как свобода, – тихо сказала она. – Не абсолютная, конечно. Мы все ограничены нашей биологией, историей, обстоятельствами. Но свобода в рамках этих ограничений. Свобода интерпретации, свобода выбора фокуса, свобода создания смысла.
– Да, – кивнул Элиас. – Именно так я и чувствую. Свободным. Не от своего прошлого, не от влияния Мойры или кого-либо ещё, кто сформировал меня. Но свободным в том, как я отношусь к этому прошлому, как я интегрирую его в своё настоящее, как я проецирую его в своё будущее.
Они сели в машину и поехали обратно к Центру, разговаривая о планах на следующий день, о клинических испытаниях, о новых исследовательских проектах. Обычные, практические темы, составляющие основу их совместной работы и жизни.
Но что-то изменилось, что-то сдвинулось в глубинном понимании Элиасом себя и своего места в мире. Вопрос, который мучил его с момента открытия правды о своём происхождении – "кто я на самом деле?" – наконец нашёл если не окончательный ответ, то по крайней мере перспективу, с которой этот вопрос больше не казался таким мучительным, таким определяющим.
Он был собой. Со всеми противоречиями, сложностями, фрагментами разных личностей и опытов, интегрированными в единое, постоянно эволюционирующее целое. И это было не проклятием, не ошибкой, не результатом манипуляции, а просто особой версией общего человеческого опыта – постоянного пересоздания себя через воспоминание.
Когда они подъехали к Центру, последние лучи заходящего солнца окрашивали здание в тёплые золотистые тона. Внутри и снаружи горели огни – знак того, что работа продолжалась, что люди всё ещё были здесь, исследовали, исцеляли, учились, интегрировали свой опыт в новые, более целостные понимания себя и мира.
И Элиас Верн, когда-то известный как Эзра Кляйн, созданный Мойрой Девлин как эксперимент и эволюционировавший в нечто гораздо большее, чем она могла предвидеть, был частью этого непрекращающегося процесса исследования, исцеления и интеграции. Не идеальный, не завершённый, но целостный в своей неполноте, аутентичный в своей сконструированности, свободный в своих ограничениях.
Это было его воспоминание, его наследие, его выбор. И этого было достаточно.
Конец