– Вы давно в музее? – спросил Максим.
– Пять лет, – ответила Софья. – После окончания факультета искусствоведения работала в нескольких галереях, потом получила предложение от музея. Начинала с малого, а сейчас уже курирую собственные выставки.
– Софья всегда была упрямой, – с гордостью сказал Воронцов. – Когда она что-то решает, ее невозможно остановить. В детстве однажды решила научиться играть на скрипке, и через полгода уже выступала на школьном концерте. Потом увлеклась живописью – и ее работы попали на городскую выставку.
– Папа, – Софья слегка покраснела, – не преувеличивай. Это была обычная школьная выставка.
– Ничего подобного, – возразил Воронцов. – Твой натюрморт даже напечатали в каком-то журнале.
Максим наблюдал за их перепалкой с улыбкой. В их отношениях чувствовались тепло и близость, которых ему так не хватало в собственной жизни. Не было ни напряжения, ни попыток произвести впечатление, ни подтекстов – только искренняя любовь и уважение.
– А чем вы увлекались в детстве, Максим? – спросил Воронцов.
Максим замер. Говорить о своем детстве в детском доме было не слишком комфортно, особенно с малознакомыми людьми. Но что-то в атмосфере этого дома, в теплоте и открытости его хозяев заставило его ответить честно:
– У меня было не слишком много возможностей для увлечений. Я вырос в детском доме в Тверской области, и там больше думаешь о том, как выжить, чем о хобби. Но мне всегда нравилось готовить. Когда нас отправляли помогать на кухне, для других детей это было наказанием, а для меня – наградой.
Он ожидал неловкого молчания или фальшивого сочувствия, но Воронцов просто кивнул:
– И вы превратили это увлечение в успешную карьеру. Это достойно уважения.
– Абсолютно согласна, – добавила Софья. – Найти в себе силы не просто выжить, но и построить что-то значимое – это впечатляет.
В их словах не было ни капли снисходительности или жалости – только искреннее уважение. И это тронуло Максима больше, чем все комплименты, которые он получал в последнее время от своего нового окружения.
Ужин продолжался, и разговор тек свободно – они обсуждали книги, искусство, кулинарию, иногда переходя на политику и общественные проблемы. Максим с удивлением обнаружил, что ему легко говорить с Воронцовыми – они не требовали от него соответствия какому-то образу, не ждали "правильных" ответов, не оценивали его по брендам одежды или часов.
Когда с борщом было покончено, Воронцов достал бутылку коньяка:
– Думаю, к чаю это будет в самый раз.
Они перешли обратно в гостиную, и Софья поставила чайник. Воронцов разлил коньяк по бокалам и предложил тост:
– За новые знакомства, которые, возможно, перерастут в дружбу.
Они выпили, и Максим почувствовал, как внутри разливается тепло – не только от коньяка, но и от этих слов, от этого вечера, от ощущения, что он нашел что-то настоящее, чего ему так не хватало в последнее время.
– Я слышал, вы открываете новый ресторан? – спросил Воронцов. – "Красный", если не ошибаюсь?
– Да, – кивнул Максим. – Проект уже в активной стадии. Концепция – современная интерпретация русской кухни, но без клюквы и медведей с балалайками.
– Звучит интересно, – Воронцов улыбнулся. – А кто инвесторы, если не секрет?
Максим на мгновение замялся. Говорить о Барском в этом доме почему-то казалось неуместным.
– Несколько частных инвесторов, – уклончиво ответил он. – И я сам, конечно.
– Понимаю, – Воронцов кивнул, и в его взгляде Максим уловил понимание – старый профессор догадывался о большем, чем говорил вслух. – Что ж, желаю успеха. Настоящая русская кухня заслуживает большего внимания, чем получает сейчас.
– Обязательно пригласим вас на открытие, – сказал Максим, и только произнеся эти слова, понял, что действительно хочет видеть Воронцовых в своем новом ресторане. Хотя, что скажет Барский, если узнает об этой дружбе?
Чай был подан, и разговор перешел на более легкие темы. Софья рассказывала о своих планах на будущие выставки, Воронцов делился забавными историями из университетской жизни, Максим вспоминал курьезные случаи из ресторанной практики. Время летело незаметно, и когда Максим взглянул на часы, было уже почти одиннадцать.
– Мне пора, – сказал он, вставая. – Спасибо за этот вечер. И за потрясающий борщ.
– Приходите еще, – Воронцов пожал ему руку. – В следующий раз попробую удивить вас пловом, хотя Софья и считает его всего лишь "съедобным".
Софья вызвалась проводить Максима до выхода. Когда они остались вдвоем в прихожей, она сказала:
– Спасибо, что пришли. Я рада, что вы познакомились с моим отцом.
– Я тоже рад, – искренне ответил Максим. – Давно не проводил вечер так… по-домашнему.
– Возможно, это то, чего вам не хватает, – мягко сказала она. – Дома. Настоящего дома, а не просто места, где вы живете.
Максим задумался. Его квартира в элитном жилом комплексе с панорамными окнами и дизайнерской мебелью никогда не казалась ему домом. Это было место для сна и иногда – для приема гостей, которых он хотел впечатлить. Но не дом в том смысле, какой вкладывала в это слово Софья.
– Возможно, вы правы, – согласился он.
– Я провожу экскурсию в Третьяковке в эту субботу, – сказала Софья. – Для благотворительного фонда, детей из интерната. Если хотите, можете присоединиться. Обещаю, будет интересно.
– С удовольствием, – ответил Максим, даже не задумываясь о том, что в субботу у него была запланирована встреча с Барским и его партнерами.
Она улыбнулась, и в ее улыбке было что-то, что заставило сердце Максима биться чаще:
– Тогда до субботы. Я напишу вам детали.
Максим вышел на улицу и глубоко вдохнул прохладный вечерний воздух. Он чувствовал себя странно – словно побывал в другом мире, который существовал параллельно с тем, в котором он жил последние месяцы. Мире, где ценились не деньги и статус, а искренность, интеллект, способность видеть красоту в простых вещах.
И что-то подсказывало ему, что этот мир – мир Софьи и ее отца – был гораздо ближе к тому, о чем он когда-то мечтал, чем гламурная вселенная Барского с ее закрытыми клубами, показной роскошью и сделками, заключаемыми на благотворительных аукционах.
Он шел по ночной Москве, и впервые за долгое время чувствовал не тревогу или усталость, а странное волнение и надежду. Словно только что открыл дверь, о существовании которой даже не подозревал. Дверь в другой мир, который мог стать для него не просто временным пристанищем, а настоящим домом.
Глава 8: "Между двух огней"
– Максим, ты меня вообще слушаешь? – голос Барского вернул его к реальности.
Они сидели в кабинете олигарха в "Москва-Сити", обсуждая последние детали проекта