Елена почувствовала озноб. Её докторская диссертация была посвящена теоретической возможности квантовой запутанности между нейронными сетями и их влиянию на временную перцепцию. Работа считалась слишком спекулятивной, почти на грани научной фантастики, хотя математический аппарат был безупречен.
– Какие именно результаты? – спросила она, не в силах подавить профессиональное любопытство.
– Это сложно объяснить здесь. Тебе нужно увидеть данные, – Михаил сделал жест официанту. – Я заказал нам ужин. Поедим, а потом, если ты согласишься, я отвезу тебя в институт. Доктор Ларин там, он может всё показать.
– Сегодня? – Елена нахмурилась. – После процедуры мне рекомендован постельный режим.
– Который ты уже нарушила, придя сюда, – заметил Михаил. – Елена, время критично. Если мы начнем протокол в ближайшие 24 часа, шансы на успешную интеграцию катализатора будут максимальными.
– Я даже не сказала, что рассматриваю твое предложение.
– Но ты рассматриваешь, – Михаил улыбнулся. – Иначе ты бы уже ушла.
Елена промолчала. Он был прав.
Институт Акселерированного Развития располагался в бывшем НИИ на окраине Москвы – монументальное здание советской эпохи, обновленное современными технологиями безопасности. Михаил провел Елену через несколько пропускных пунктов, где их личности подтверждались биометрическими сканерами.
– Уровень безопасности впечатляет, – заметила Елена, когда они вошли в лифт.
– Необходимая мера. Наши исследования имеют стратегическое значение.
Лифт опустился глубоко под землю. Двери открылись в просторный холл с минималистичным дизайном – белые стены, светло-серый пол, мягкое рассеянное освещение. Несмотря на поздний час, в институте кипела жизнь – ученые в белых халатах перемещались между лабораториями, на стеклянных перегородках мерцали голографические дисплеи с данными.
– Впечатляет, – признала Елена. – Кто финансирует все это великолепие?
– Консорциум частных инвесторов и государственных структур, – ответил Михаил уклончиво. – Пойдем, доктор Ларин ждет нас.
Они прошли в просторный кабинет, где за столом сидел мужчина лет пятидесяти с аскетичным лицом и проницательными серыми глазами. При их появлении он встал, демонстрируя высокий рост и безупречную осанку.
– Доктор Соколова, какая честь, – его рукопожатие было сухим и крепким. – Виктор Ларин. Я давний поклонник вашей работы по квантовой нейрофизике.
– Боюсь, вы преувеличиваете значимость моих исследований, – ответила Елена. – Они остаются в основном теоретическими.
– Теоретическими – пока, – Ларин указал на кресла. – Пожалуйста, присаживайтесь. Михаил объяснил суть нашего предложения?
– В общих чертах, – Елена села, сохраняя профессиональную дистанцию. – Но мне нужны детали. Конкретные научные данные, результаты предыдущих испытаний, полный протокол.
– Разумеется, – Ларин активировал голопроектор на столе. – Начнем с базовой концепции.
В течение следующего часа Елена погрузилась в поток информации, которая одновременно восхищала и тревожила её научный разум. Ларин был блестящим учёным, это было очевидно. Он оперировал концепциями на стыке квантовой физики и молекулярной биологии с виртуозностью, которую она редко встречала. Их подход к ускорению эмбрионального развития основывался на использовании квантово-биологических катализаторов – наночастиц, способных создавать локализованные поля измененной темпоральности.
– Суть в том, – объяснял Ларин, – что мы не нарушаем последовательность развития, мы лишь изменяем скорость протекания биохимических процессов, сохраняя их взаимосвязь и целостность. Представьте, что вы можете ускорить просмотр фильма, не теряя ни одного кадра.
– Но биологические системы не фильмы, – возразила Елена. – Они адаптивны, самоорганизуемы и чрезвычайно чувствительны к темпоральным искажениям. Как вы решаете проблему эпигенетических модификаций при ускоренном делении клеток?
Ларин улыбнулся, явно удовлетворенный вопросом.
– Мы интегрировали в протокол систему эпигенетического мониторинга на основе квантовых биосенсоров. Они отслеживают экспрессию генов в реальном времени и корректируют параметры темпорального поля, обеспечивая оптимальные условия для каждого этапа.
Елена задала еще десяток технических вопросов, и на каждый получила детальный, продуманный ответ. Её профессиональный скептицизм постепенно уступал место научному восхищению.
– Покажите мне результаты предыдущих испытаний, – потребовала она наконец.
Ларин переглянулся с Михаилом.
– Эта информация под грифом "Совершенно секретно", – сказал он. – Мы можем предоставить доступ только после подписания соглашения о неразглашении.
– Я не подпишу ничего, пока не увижу данные, – твердо сказала Елена. – Вы просите меня рискнуть здоровьем моего ребенка. Я должна знать, на что иду.
Снова молчаливый обмен взглядами между мужчинами. Затем Михаил кивнул.
– Покажи ей, Виктор. Я ручаюсь за Елену.
Ларин колебался мгновение, затем ввел сложный код на своем терминале. Голографический дисплей изменился, теперь на нем отображались результаты экспериментов на животных – мышах, кроликах, приматах. Елена внимательно изучала данные, её тревога нарастала.
– У вас были потери, – констатировала она, анализируя статистику. – Значительные на ранних стадиях.
– Да, – признал Ларин. – Первые протоколы были несовершенны. Но обратите внимание на последние серии испытаний, – он увеличил соответствующие графики. – Успешность достигла 87% у приматов. Все рожденные детеныши демонстрируют нормальное развитие постнатально.
– А 13% неудач? Что произошло с ними?
– Различные осложнения, в основном связанные с индивидуальными особенностями матерей. Именно поэтому ваше участие так ценно, доктор Соколова. Ваше понимание процесса на теоретическом уровне позволит нам адаптировать протокол оптимальным образом.
Елена чувствовала, как в её сознании борются два противоположных импульса – научное любопытство и материнский инстинкт. После трех лет попыток забеременеть этот эмбрион мог быть её последним шансом. И всё же…
– Были ли у вас испытания на людях?
Пауза. Слишком долгая пауза.
– Были пилотные исследования, – осторожно сказал Ларин. – С ограниченным масштабом.
– И результаты?
– Многообещающие, но недостаточные для статистической значимости. Отсюда и необходимость в расширении программы.
Елена почувствовала, что ей не говорят всей правды, но прежде чем она смогла задать следующий вопрос, в кабинет вошел новый человек – высокий мужчина в строгом костюме с военной выправкой.
– А, Сергей Кузнецов, наш директор безопасности, – представил его Ларин. – Сергей, это доктор Соколова, потенциальный участник программы "Темпус".
Кузнецов окинул Елену оценивающим взглядом, который заставил её внутренне напрячься.
– Доктор Соколова, ваша репутация впечатляет, – его голос был ровным, профессиональным, но с едва уловимой нотой недоверия. – Надеюсь, вы понимаете уровень секретности проекта и ответственность, которая ложится на его участников.
– Я еще не согласилась участвовать, – холодно ответила Елена.
– Конечно, – Кузнецов слегка кивнул. – Но если вы согласитесь, вам придется соблюдать строгий режим безопасности. Некоторые аспекты программы имеют… стратегическое значение.
– Военное применение? – прямо спросила Елена, вглядываясь в его лицо.
– Любая прорывная технология имеет множественное применение, – уклончиво ответил Кузнецов. – Наша задача – обеспечить, чтобы она использовалась в интересах государства.
– Сергей, мы обсуждали научные аспекты проекта, – вмешался Михаил с едва заметным раздражением. – Вопросы безопасности преждевременны.
– Напротив, – возразил Кузнецов. – Доктор Соколова должна понимать всю картину. Это не просто научный эксперимент, это вопрос национального приоритета.
Елена почувствовала, как атмосфера в комнате изменилась. Между тремя мужчинами явно существовали напряжение и скрытые конфликты интересов. Она встала.
– Мне нужно время подумать. И мне нужна вся документация для изучения дома.
– Боюсь, это невозможно, – сказал Кузнецов. – Документация не может