– Тогда мне понадобится доступ к вашим лабораториям. Я хочу увидеть всё своими глазами.
Ларин выглядел обеспокоенным.
– Доктор Соколова, время критично. Для оптимального результата протокол должен быть инициирован в течение…
– 24 часов, я помню, – перебила Елена. – Но я не принимаю поспешных решений, особенно когда речь идет о здоровье моего ребенка. Либо я получаю полный доступ к вашим данным и оборудованию, либо ищите другого добровольца.
Напряженная пауза. Затем Михаил вздохнул.
– Она права, Виктор. Елена всегда была тщательна в своих исследованиях. Это то качество, которое делает её идеальным кандидатом.
Ларин колебался, затем кивнул.
– Хорошо. Я дам вам временный пропуск высшего уровня. Вы сможете ознакомиться со всеми аспектами проекта, кроме определенных данных государственной важности. – Он взглянул на часы. – Уже поздно. Предлагаю продолжить завтра утром.
– Я останусь сегодня, – решительно сказала Елена. – Если у вас есть комната отдыха, я могу расположиться там. 24 часа, значит каждый час на счету.
Михаил выглядел удивленным, но довольным.
– Ты не изменилась, Лена. Всё так же бросаешься в науку с головой.
– Я изменилась больше, чем ты думаешь, – тихо ответила она. – И в данном случае меня интересует не только наука.
Ближе к полуночи, когда большинство сотрудников разошлись, Елена методично изучала лаборатории института. Её временный пропуск открывал почти все двери, и она использовала эту возможность максимально. В основной лаборатории квантовой биологии она встретила молодую женщину-врача, которая представилась как Ирина Петрова, специалист по материнско-плодной медицине.
– Вы новый участник программы? – спросила Петрова, когда Елена изучала оборудование для мониторинга эмбрионального развития.
– Пока только рассматриваю такую возможность, – ответила Елена. – Вы давно здесь работаете?
– С основания института. Я курировала предыдущие клинические испытания.
Елена насторожилась.
– Значит, были клинические испытания на людях?
Доктор Петрова замялась.
– Были… пилотные исследования, – она использовала ту же формулировку, что и Ларин. – Но я не могу обсуждать детали без разрешения руководства.
– Я получила временный допуск высшего уровня, – Елена показала свой пропуск. – И как потенциальный участник, я имею право знать о рисках.
Петрова посмотрела на пропуск, затем огляделась, проверяя, что они одни.
– Были три случая, – тихо сказала она. – Добровольцы из числа сотрудниц института. Двое завершились успешно, с рождением здоровых детей. Третий… был осложнения.
– Какого рода осложнения?
– Атипичные нейронные паттерны в развивающемся мозге плода. Беременность пришлось прервать на 20-й неделе.
Елена почувствовала холодок по спине.
– Почему мне не сказали об этом?
– Вы бы отказались участвовать, – прямо ответила Петрова. – А ваше участие очень важно для них. Особенно для Кузнецова.
– Почему для Кузнецова? Он же отвечает за безопасность, а не за научную часть.
Петрова покачала головой.
– Официально – да. Но у него есть свой интерес к проекту. Что-то связанное с долгосрочными последствиями технологии. Он редко появляется в лабораториях, но всегда просматривает все отчеты.
– Спасибо за откровенность, – сказала Елена. – Почему вы решили поделиться этим со мной?
Петрова пожала плечами.
– Возможно, потому что вы будете первой участницей с квалификацией, чтобы по-настоящему понять, что происходит. Или потому что у меня есть этические сомнения по поводу некоторых аспектов проекта. – Она посмотрела на часы. – Мне пора. Если решите участвовать, попросите, чтобы вас назначили ко мне. Я буду честна с вами.
После ухода Петровой Елена продолжила свое исследование, проверяя каждый прибор, изучая протоколы, анализируя данные. К трем часам ночи она была измотана физически, но её разум продолжал работать, обрабатывая полученную информацию.
Она вернулась в кабинет Ларина, который временно передали в её распоряжение, и откинулась в кресле, закрыв глаза. Объективно говоря, технология была революционной. Риски существовали, но судя по последним данным, они были минимизированы до приемлемого уровня. Этические вопросы оставались, как и подозрения относительно истинных мотивов Кузнецова, но с научной точки зрения проект был обоснован.
С личной точки зрения… Елена положила руку на живот. Там, глубоко внутри, начиналась новая жизнь – крошечный эмбрион, состоящий всего из нескольких клеток. Её последний шанс на материнство. Стоит ли рисковать?
Телефон завибрировал. Сообщение от неизвестного номера: «Опасно. Не соглашайтесь».
Елена напряглась. Кто мог отправить это? Доктор Петрова? Но откуда у неё номер Елены? И почему с неизвестного номера?
Она набрала ответ: «Кто вы?»
Ответ пришел мгновенно: «Друг. Проект имеет скрытые цели. Квантовый катализатор влияет не только на скорость развития, но и на формирование сознания. Они не говорят всей правды».
Елена почувствовала, как учащается пульс. Она быстро проверила номер через поисковик – никаких результатов. Защищенная линия?
Новое сообщение: «Решать вам. Но знайте все факты».
Телефон пискнул и выключился – батарея разрядилась. Елена пыталась его включить, но безуспешно. Она огляделась в поисках зарядного устройства, но не нашла подходящего. Разум лихорадочно анализировал ситуацию.
Кто-то знал о её визите в институт. Кто-то достаточно информированный, чтобы знать о квантовом катализаторе и его возможном влиянии на формирование сознания. Сотрудник института? Конкурент? Государственная служба?
В дверь постучали. Елена вздрогнула.
– Войдите.
Михаил выглядел усталым, но возбужденным.
– Ты всё еще здесь. Я так и думал.
– Ты следишь за мной?
– Нет, просто хорошо тебя знаю, – он сел напротив. – Когда ты увлечена научной загадкой, ты забываешь о времени, еде и сне. Итак, каков твой вердикт?
Елена смотрела на бывшего мужа, пытаясь прочитать его истинные намерения.
– Технология впечатляет, – сказала она наконец. – Но есть вопросы, на которые я не получила ответов. Например, о влиянии квантового катализатора на формирование нейронных связей в развивающемся мозге.
Михаил едва заметно напрягся.
– Мы исследовали этот аспект. Никаких аномалий не обнаружено.
– Правда? – Елена наклонилась вперед. – А как насчет третьего случая из клинических испытаний? Того, что закончился прерыванием беременности из-за атипичных нейронных паттернов?
Михаил помрачнел.
– Кто тебе рассказал? Петрова?
Елена не ответила.
– Это был единичный случай, – продолжил Михаил. – Статистическая аномалия. У женщины были непризнанные неврологические проблемы, которые могли повлиять на результат.
– И вы решили не упоминать об этом в презентации.
– Мы предоставили тебе все релевантные данные. Единичный случай с известной причиной не является статистически значимым.
– А что насчет влияния на сознание? Есть ли данные о когнитивных особенностях детей, рожденных после эксперимента?
Теперь Михаил выглядел по-настоящему встревоженным.
– Откуда ты… – он замолчал, затем покачал головой. – Это спекуляции. Дети развиваются нормально, без каких-либо отклонений.
– Как долго вы их наблюдаете? Несколько месяцев? Год? Этого недостаточно для выводов о когнитивном развитии.
– Елена, что происходит? – Михаил наклонился к ней. – Еще час назад ты была полна энтузиазма. Что изменилось?
Елена колебалась. Рассказать ему о странном сообщении? Но если Михаил причастен к сокрытию информации, это только насторожит его.
– Ничего не изменилось, – сказала она наконец. –