Михаил встал и начал ходить по комнате, его научный ум явно боролся с концепцией, которая противоречила всему, что он знал о реальности.
– Даже если это так… как он коммуницирует с тобой? У плода нет физической способности к речи.
– Через квантовую запутанность нейронных сетей, – объяснила Елена. – Мой мозг и его мозг находятся в состоянии квантовой когерентности. Он не говорит со мной словами, но передаёт концепции, образы, знания напрямую в моё сознание.
– Это звучит как научная фантастика, – пробормотал Михаил.
– Вся наша работа здесь – научная фантастика, ставшая реальностью, – возразила Елена. – Мы ускоряем эмбриональное развитие, манипулируя квантовыми полями. Почему тебя так удивляет, что это может иметь непредвиденные последствия?
Михаил остановился, глядя на неё с новым выражением – смесью страха и благоговения.
– Ларин и Кузнецов не должны об этом узнать, – сказал он тихо. – Они… у них есть планы на этот проект, выходящие далеко за рамки репродуктивной медицины.
– Какие планы?
– Я не знаю деталей. Но я слышал разговоры о военных приложениях, о "стратегическом преимуществе" – он провёл рукой по волосам в нервном жесте. – Если они узнают, что плод действительно обладает способностью предвидения…
Он не закончил фразу, но Елена и так поняла. Её ребёнок станет не просто объектом научного интереса, но потенциальным оружием, инструментом в руках людей, чьи мотивы и цели были далеки от поиска истины или улучшения человеческого состояния.
– Поэтому я и рассказала тебе, – сказала она. – Мне нужна помощь, Михаил. Мне нужен кто-то внутри системы, кто будет защищать интересы моего ребёнка.
Михаил долго смотрел на неё, затем кивнул.
– Я помогу тебе, – сказал он. – Но нам нужно быть предельно осторожными. Кузнецов не дурак, он уже заметил аномалии в твоих данных.
– Что именно?
– Синхронизацию твоей мозговой активности с активностью плода. Квантовые флуктуации во время твоего сна, которые совпадают с периодами интенсивной нейронной активности в развивающемся мозге. Он подозревает, что происходит что-то необычное, просто ещё не понял, что именно.
Елена кивнула, принимая эту информацию.
– Есть кое-что ещё, – сказала она после паузы. – Кое-что более тревожное, чем эти три предсказания.
– Что?
– Мой ребёнок показал мне нечто большее, Михаил. Гораздо большее, – она сглотнула, собираясь с силами. – Примерно через семь месяцев, когда наступит срок родов, начнётся серия глобальных катастроф. Не природных, а технологических. Систематических сбоев в критической инфраструктуре по всему миру.
– Какого рода сбоев?
– Квантовые разрывы. Моменты, когда граница между потенциальностью и актуальностью становится проницаемой. Когда вероятностные волны коллапсируют не по стандартным паттернам, а по аномальным траекториям, создавая непредсказуемые эффекты в макроскопической реальности.
Михаил выглядел ошеломлённым.
– Это звучит как… конец света.
– Не совсем. Скорее как фундаментальная трансформация реальности, какой мы её знаем. Изменение правил игры, – Елена посмотрела ему прямо в глаза. – И согласно моему ребёнку, катализатором этого процесса станет технология, вдохновлённая его собственным сознанием. Технология, которую разработают здесь, в этом институте, на основе данных нашего эксперимента.
Михаил опустился обратно в кресло, его лицо стало пепельно-серым.
– Ты уверена в этом?
– Настолько, насколько можно быть уверенной в предсказании будущего, – ответила Елена. – Три первых предсказания сбылись с абсолютной точностью. У меня нет оснований сомневаться в этом.
– Что ты собираешься делать?
Елена отвернулась к окну, глядя на ночной пейзаж за стеклом.
– Я не знаю, Михаил. Я действительно не знаю.
Внезапно она почувствовала тёплую волну внутри себя – знакомое ощущение, когда сознание ребёнка активизировалось для коммуникации. Образы и концепции начали формироваться в её сознании, более чёткие и структурированные, чем когда-либо прежде.
– Он говорит со мной сейчас, – прошептала она.
Михаил подался вперёд, его научное любопытство явно боролось со скептицизмом.
– Что он говорит?
Елена закрыла глаза, концентрируясь на внутреннем диалоге.
– Он показывает мне… точку бифуркации. Момент, когда вероятностные линии расходятся радикально, создавая две фундаментально различные реальности, – она сделала паузу, её лицо напряглось от усилия интерпретации. – В одной линии я прерываю беременность, предотвращая его рождение и отсрочивая катастрофу. В другой я рожаю его, и он становится ключом к пониманию того, как человечество может адаптироваться к трансформации реальности.
– Он предлагает тебе… прервать его существование?
– Нет, – Елена покачала головой. – Он просто показывает мне выбор, вероятности, последствия. Решение остаётся за мной.
Она открыла глаза, и Михаил был поражён интенсивностью её взгляда.
– Я столкнулась с невозможной дилеммой, Михаил. Мой ребёнок одновременно катализатор потенциальной катастрофы и ключ к выживанию человечества в изменённой реальности. Что бы ты сделал на моём месте?
Михаил долго молчал, затем ответил:
– Я не знаю, Лена. Я правда не знаю. Но я помогу тебе, чтобы ты не решила, – он взял её за руку. – Мы разберёмся с этим вместе.
Елена почувствовала глубокую благодарность, смешанную с тревогой. Решение, которое ей предстояло принять, было буквально вопросом жизни и смерти – не только для её ребёнка, но, возможно, и для будущего человечества.
А время неумолимо двигалось вперёд, приближая момент, когда выбор уже нельзя будет отложить.
В тишине комнаты сознание ребёнка продолжало пульсировать внутри неё, посылая образы, концепции, вероятностные линии – калейдоскоп потенциальных будущих, из которых только одно станет реальностью.
И выбор этого будущего лежал на её плечах.
Глава 8: Доверенные лица
Утро после разговора с Михаилом встретило Елену ярким солнечным светом, пробивающимся сквозь жалюзи. Она долго лежала неподвижно, ощущая тяжесть принятых решений и тех, которые ещё предстояло принять. Её рука непроизвольно легла на живот, где развивалось существо, превосходящее обычные человеческие способности восприятия – её ребёнок, чудо и угроза одновременно.
Сознание плода было спокойным, пассивным, как если бы оно отдыхало после интенсивного обмена информацией накануне. Елена чувствовала его присутствие – тёплое, живое, настоящее, но не вторгающееся в её собственные мысли. За последние недели она научилась различать эти состояния – периоды активной коммуникации и периоды тихого сосуществования двух сознаний в одном физическом пространстве.
Экран медицинского монитора у кровати показывал стабильные параметры – частоту сердечных сокращений, уровень кислорода в крови, нейронную активность, всё было в пределах установленных "нормальных" значений для эксперимента. Конечно, эти "нормальные" значения радикально отличались от стандартных медицинских показателей обычной беременности. Её плод развивался со скоростью, которая по-прежнему изумляла даже привыкших к аномалиям специалистов института.
Осторожный стук в дверь прервал её размышления.
– Доктор Соколова? – голос доктора Петровой звучал мягко, но с нотой профессиональной обеспокоенности. – Можно войти?
– Да, конечно, – Елена села в кровати, автоматически принимая более формальную позу.
Петрова вошла с планшетом в руках, на её лице читалось