И тут я отключаюсь. Смерть протягивает ко мне руки и окутывает черным плащом. Я не сопротивляюсь, когда темнота поглощает все вокруг.
* * *
В закрытые веки бьет яркий свет. Я пытаюсь отвернуться, но безуспешно. Издаю раздраженный вздох, открываю глаза и тут же зажмуриваюсь.
– Черт, выключите свет, ну пожалуйста… – жалобно прошу я и слышу в ответ низкий рокочущий смех.
Когда я пробую разглядеть, откуда он исходит, вижу черные волосы, оливковую кожу и зеленые глаза.
Меня охватывает удивление, а вместе с ним и смирение.
– А где Киган? – спрашиваю я, узнав Лахлана, и его губы растягиваются в приветливой улыбке.
Приветливой?
Пытаюсь сесть, и это довольно трудно, насколько все затекло.
Лахлан вскакивает со стула и помогает мне.
– Его здесь нет, Винна, – отвечает он серьезным тоном, и у меня перехватывает горло.
– Ох, как жаль… Может, у нас получится его найти? – спрашиваю я, и глаза дяди наполняются теплотой.
– Тебе не нужно беспокоится об этом, – говорит он. – Отдыхай, а я буду рядом, если тебе что-нибудь понадобится.
Искоса смотрю на него.
Умерший Лахлан гораздо приятнее. Ну, наверное, все что угодно может случится с человеком после смерти. Прислушиваюсь к себе и не удивляюсь, что чувствую себя в миллион раз лучше, чем до того, как оказалась здесь. Где бы я ни оказалась.
Оглядываюсь по сторонам и фыркаю при виде шаблонных кремовых и белых тонов вокруг. И почему мне обязательно хочется в туалет? Что, это останется с тобой и в загробной жизни?
– Как ты? – спрашиваю Лахлана, проверяю, одета ли я, а затем сбрасываю с себя одеяло.
На мне что-то вроде сорочки, разумеется, белой. Цветовая палитра в этом месте очень быстро надоест.
Лахлан усмехается и потирает лицо.
– Да неплохо, в общем-то. Привыкаю, осматриваюсь. Кое-что еще сложно принять, – говорит дядя, и я киваю.
– А ты как? – Он и внимательно смотрит на меня. – Я все еще не могу поверить, Винна, что ты здесь и что я разговариваю с тобой.
Я тоже потираю лицо – заразительный жест, однако.
– Честно, не знаю. Лучше, неверное. Ничего не болит. Думаю, я просто не знаю, что теперь будет… а ты? – спрашиваю я, обводя взглядом комнату, как будто ответы кто-то заботливо напишет на стенах.
Дверь открывается, и комнату заливает еще больше света, хотя куда уж больше. Задерживаю дыхание, гадая, кто войдет. Какой-то дух-проводник? Мама? Лайкен?
Заходит Райкер, и его глаза расширяются. Он бросается ко мне, и я оказываюсь в его объятиях.
– Черт, Пищалочка, это было самое ужасное, что я когда-либо переживал, – шепчет он мне в волосы, а затем его губы касаются моих.
Поцелуй благоговейный, и я нежно вытираю слезы с его щек, пока он изливает на меня печаль вперемешку с радостью. И тут на меня словно тонна кирпичей обрушивается.
Райкер здесь?
Отстраняюсь от него, в моих глазах паника.
– Нет! Нет, нет, нет! С тобой же все должно было быть хорошо. Почему ты здесь? – кричу я и подскакиваю на кровати.
Райкер выглядит сбитым с толку, но прежде чем он успевает что-либо сказать, в комнату врываются Бастьен, Вален, Нокс, Сиа, Сабин и Торрез. Они выглядят измученными. На лицах читаются облегчение, волнение, печаль и много чего другого.
Мне хочется закричать. Я со слезами отползаю назад, когда Бастьен тянется ко мне.
– Нет! – кричу я, и он отшатывается, в его глазах мелькает обида. – Вас не должно быть здесь!
Хватаюсь за волосы, мне становится тяжело дышать.
Так… Я видела, как умерла эта гадина… И я видела Сурин.
– Кто? Сурин? Готова поклясться, что она! Ну, теперь я буду вечно преследовать ее задницу! Гребаная овца! Я спасла ее, а она вытворила такое…
– Винна, о чем ты? – удивляется Вален, и я замираю.
– Кто вас убил? – спрашиваю я, и он отшатывается. – Мы разберемся с вашим убийцей, и мне плевать кто мы – призраки, ангелы, неважно. Мы найдем способ.
Тяну голову назад, чтобы посмотреть, есть ли у меня крылья или что-то в этом роде за спиной.
– У нас ведь должны быть крылья? – спрашиваю я, обращаясь к Лахлану. Он попал в эту историю с загробной жизнью раньше и уже должен знать.
– Боксерша, мы не умерли, – заявляет Бастьен.
Встречаюсь с ним взглядом и несколько мгновений смотрю на своего Избранного в замешательстве.
Дерьмо, они не знают, что мертвы? Может, они не ожидали этого, как и я? Долбаная Сурин…
– Прости, Бас, но это так, – тихо говорю я и двигаюсь к краю кровати, чтобы ободряюще обнять его.
– Нет, не так, – трясет он головой.
Мой взгляд наполняется жалостью. Бедный парень… как говорят психологи, он, видно, находится в стадии отрицания.
Ищу глазами Сабина. Сабин всегда был рациональным, надеюсь, он поможет остальным все понять и принять. Зеленые глаза наполнены любовью, и у меня все сжимается внутри.
– Ты же знаешь, что умер? – спрашиваю я, и его взгляд на мгновение встречаются с моим.
– Почему ты думаешь, что ты мертва, Винна? – спрашивает он, и я невесело усмехаюсь.
– Потому что я это почувствовала. Тепло и головокружение. А потом все почернело. Я очнулась в белой комнате и поговорила с Лахланом…
В глазах Сабина вспыхивает понимание.
Наконец-то… Теперь мы сможем перейти от фазы «черт, я умер», к фазе «кого нужно преследовать за случившееся».
– Винна, я не Лахлан, – говорит дядя, подходя ко мне.
– Ла-а-адно. И кто же тогда?
– Я… я твой отец. Я – Вон, – слышу ответ, и моя улыбка меркнет.
– Что? – удивленно шепчу я.
Отшатываюсь и удивленно обвожу всех взглядом.
– Я не умерла? – выдавливаю я одними губами.
Вален тянется ко мне, но я отстраняюсь.
Какого хрена происходит?
Глаза наполняются слезами, смотрю на всех, совершенно потерянная.
– Как? – спрашиваю я, и взгляды ребят смягчаются.
– Когда Суверен лишилась головы, пропал и барьер. Тепло, которое ты почувствовала, было потоком Целительной магии. А темнота означала, что ты потеряла сознание, но никак не умерла, – объясняет Сабин, и его глаза наполняются непролитыми слезами. Он тянется ко мне, и на этот раз я беру его за руку. Мне нужно, чтобы он помог мне все осознать.
Наконец эмоции захлестывают меня, и я всхлипываю. Закрываю лицо, падаю на кровать, как маленькая, и плачу. Да что там – я просто захлебываюсь рыданиями. Чьи-то руки успокаивающе гладят меня по спине. Прикосновения и ободряющие слова обещают помочь снова собраться с мыслями.
Постепенно рыдания стихают, отчаяние и страх больше не давят на меня. Вытираю лицо, поднимаю голову и встречаюсь взглядом