В 1649 году Сеюш-Мурза Юсупов-Княжево (так именовались потомки Юсуфа с того периода и вплоть до конца XVIII века) участвовал в походе русских войск против извечного врага Москвы – крымского хана. И в целом являл пример верного и отважного воина. Скончался он в 1656 году. У него было четверо сыновей от двух жен, но трое умерли, не достигнув зрелых лет, так что все движимое и недвижимое состояние отошло единственному выжившему – Абдул-Мурзе. Если верить в легенду о фамильном проклятии, то действие его началось еще до перехода Юсуповых из ислама в православие. Более того, совершил его как раз тот наследник, который и уцелел. Причем произошло это в связи с довольно анекдотическим случаем.
Согласно фамильному преданию, как-то в пост к Абдул-Мурзе пожаловал в гости высокопоставленный представитель духовенства. Говорят даже, что это был патриарх Иоаким. Однако Николай Юсупов в своем летописании истории рода не называет имени. Не будем и мы ничего утверждать. Этот священнослужитель, естественно, был приглашен отведать изысканно приготовленные кушанья, ел да похваливал.
А после трапезы поинтересовался у хлебосольного хозяина, что это за странная рыба была, которая ему так понравилась. Абдул-Мурза рассмеялся и сообщил, что это вовсе не рыба, а гусь. После этого ему, впрочем, стало совсем не до смеха. Гость прогневался не на шутку, поскольку мусульманин ввел его в грех – накормил мясом, что строжайше в этот день воспрещалось. Но упреками со стороны владыки дело не ограничилось.
О происшествии было доложено государю. А сын Алексея Михайловича, Федор Алексеевич, был в этих вопросах строг. Все случившееся было расценено как тяжкое оскорбление, нанесенное священнослужителю, и Абдул-Мурза угодил в опалу, а большая часть его земель была изъята в казну.
Современному человеку может показаться странной и даже невероятной такая резкая реакция на столь незначительный проступок. Но в те времена мыслили совершенно иначе. Вспомним, что это был период, который позже назовут страшным словом раскол. Он был вызван стремлением патриарха Никона и царя Алексея Михайловича привести русские богослужебные тексты и практики в соответствие с общеправославными. И делалось это неспроста, а потому, что царя всея Руси начинают рассматривать как потенциального главу всего восточного христианства.
То есть на кону стояла, как сейчас бы сказали, геополитика. А кроме того, царь Алексей Михайлович искренне был уверен, что у греков все правильнее, чем у русских, а значит, надо все исправлять и приводить в соответствие. И эта политика наталкивается на сопротивление ревнителей старины, во главе которых стоял протопоп Аввакум. Очень характерны его слова «Умрем за единый Аз». То есть святость всего изначально принятого и утвержденного несомненна. И ни одна буква, ни один жест не могут быть изменены.
Его бесстрашной последовательницей (ныне почитается старообрядцами как святая) была княгиня Евдокия Урусова, сестра знаменитой боярыни Морозовой, той самой, которой посвятил свое выдающееся полотно Василий Суриков. Ногайскую фамилию она получила от мужа, князя Петра, праправнука бия Уруса. Так вот, Евдокию вместе с сестрой за несогласие с богослужебными исправлениями, несмотря на пол и высокородность, подвергли пытке на дыбе, а потом уморили голодом в земляной тюрьме. А от сожжения их спасла только принадлежность к самым элитным семьям.
А вот Аввакума, их учителя, ничего не спасло. Пока жив был хорошо лично его знавший царь Алексей Михайлович, он протопопа щадил. Но Федор Алексеевич, обидевшись на весьма нелестные высказывания проповедника в адрес батюшки, велел спалить его в срубе – традиционно русская форма огненной казни.
Так что на фоне таких ужасов Абдул-Мурза понимал – его легкомысленное игнорирование постных ограничений может обойтись ему очень дорого. И он объявил о желании принять православие. В крещении он получил новое имя – Дмитрий, и все у него пошло на лад. Отнятое было возвращено. Более того, служилые мусульмане были лишены права иметь крещеных крепостных, но новоявленный православный никакими подобными ограничениями теперь стеснен не был.
И сам он был приближен к государю и пожалован высоким придворным званием стольника. А именовать его стали с тех пор уже не мурзой, разумеется, а князем. Это и было точкой отсчета истории собственно русского княжеского рода Юсуповых.
Отличился Дмитрий Сеюшевич и на ратной службе – участвовал в войнах с Польшей и, как и его отец, с Крымским ханством. Но, возможно, главное в его карьере – то, что он сделал однозначный и своевременный выбор в тревожном 1682 году. После кровавого стрелецкого мятежа власть фактически оказалась в руках князя Хованского. Этот краткий период вошел в историю под наименованием хованщина. Рисковый политик пытался запугать царскую семью тем, что только он контролирует буйных стрельцов, и без его твердой руки никак не обойтись.
Но царевна Софья, которая играла роль регента при малолетних братьях Иване и Петре (оба незадолго перед этим были венчаны на царство), решила обмануть князя. Ей под предлогом поездки на богомолье удалось вырваться из-под опеки и укрыться вместе с братьями за стенами Троице-Сергиевой лавры. И одним из первых, кто встал на защиту царственных беглецов, стал Дмитрий Сеюшевич. С верным контингентом служилых татар он явился к Лавре и выразил полную готовность пролить кровь за государей.
Хованский, столкнувшись с тем, что у него нет ни достаточных сил, ни народной поддержки, чтобы идти против легитимных правителей, приехал на переговоры. Но никто с ним разговаривать не собирался – его схватили и казнили. А вот Дмитрия Сеюшевича пожаловали обширными земельными угодьями с крестьянами, которые теперь уже передавались в потомственное неотчуждаемое владение, а не так, как раньше, – до первого серьезного проступка. Князь еще преумножил свои богатства, женившись на богатой вдове Катерине Сумароковой, дочери весьма уважаемого при дворе окольничего Хомутова.
Скончался Дмитрий Сеюшевич в 1694 году, когда Россией уже безраздельно правил молодой Петр, которого позже назовут Великим. Бывший мурза оставил потомкам прочную материальную базу, которая и стала год от года прирастать. Но шок, связанный с гусем, который едва не стал причиной крушения амбиций этой выдающейся семьи, в родовой памяти остался.
Характерно, что в правление Екатерины II блестящий вельможа Николай Борисович Юсупов, о котором мы подробно поговорим позднее, как-то за обедом поведал государыне, какая угроза может таиться в этой, казалось бы, довольно безобидной птице.
Когда к столу подали замысловато приготовленного гуся, императрица поинтересовалась у князя, умеет ли тот его разделывать.
«Мне ли не знать, – отвечал Юсупов. – Эта птица давно нам знакома и дорого обошлась нашему роду, предок мой поплатился за нее половиной своего имения!»
Глава V