В первопрестольной они встречались в старинном родовом гнезде Юсуповых, «у Харитонья». Зинаида Николаевна решила вдохнуть новую жизнь в эти палаты. Известному архитектору Николаю Султанову была поручена радикальная реконструкция дворца. И его внешний облик, и интерьеры должны были преобразиться в популярном тогда русском стиле. Характерно, что зодчего представил Юсуповым великий князь Сергей Александрович. Султанов выполнял множество его заказов и, в частности, работал над внутренним убранством дома генерал-губернатора на Тверской улице, где и давали памятный «любительский спектакль», в котором блистала Зинаида.
В дневнике Султанова есть свидетельства об обеих высокородных семьях: «24 сентября / 4 октября [1891 года]. Около 2‐х ездил осматривать дом Юсуповых. С 5 до 3‐х ночи ездил в Архангельское и потом в Ильинское. Князь и княгиня Юсуповы были очень милы; буду у них отделывать “русскую палату”».
Через два года масштабные работы были завершены. И благодарные хозяева пригласили архитектора на званый обед по этому поводу. Султанов пишет: «Был на “большом” новоселье у Юсуповых; у них обедали великие князья Сергей и Павел Александровичи, Елизавета Федоровна, свита, Истомин, Жуковский, граф Белевский и я. Дом произвел фурор: великий князь и великая княгиня пили “за зодчего”. Мое торжество было полное».
Интерьеры дома получили высочайшую оценку и у профессионалов. Дом был признан одним из наиболее совершенных образцов русского стиля. В подлинно русском стиле через три года в Москве была организована и церемония коронации нового императора – Николая II.
Ее блеск навсегда запечатлелся в памяти свидетелей. И особенно ярко те дни сияли на фоне того ужаса и тьмы, который ждал впереди многих их участников.
Коронация была назначена на май 1896 года. Накануне торжеств Архангельское гостеприимно распахнуло свои двери для множества знатных гостей, съезжавшихся на это историческое событие. Среди них был и румынский престолонаследник Фердинанд с женой княгиней Марией, и брат будущей российской императрицы Александры Федоровны, великий князь Гессенский Эрнст Людвиг с женой Викторией. Для развлечения гостей Юсуповы в те дни устраивали балы, на которых, разумеется, бывали и соседи из Ильинского.
И наконец, наступил день коронации. Многие представители элиты оставили свои воспоминания об этом событии. Вот что писал, например, великий князь Константин Константинович: «Как будто снился мне волшебный сон, и я теперь проснулся, не верится, что все виденное, слышанное и перечувствованное было наяву… Загудел колокол Ивана Великого, раздался салют, на небе не было ни облачка, солнце яркими лучами заливало Соборную площадь, высоко, под самыми голубыми небесами, с пронзительными криками реяли ласточки… Войска уже построились, зрители занимали места на трибунах… крики на площади возвестили нам шествие Их Величеств… И вот вошли Их Величества и совершили поклонение местным иконам. Государь был сосредоточен, лицо его имело набожное, молитвенное выражение, во всем облике его сказывалось величие. Молодая царица – воплощение кротости и доброты. Императрица Мария казалась так же молода, как и 13 лет назад, в день своего коронования… Мне плохо было видно, как он возложил на себя корону и взял скипетр и державу… Только когда все опустились на колени, а Государь один стоял во весь рост, я мог на него налюбоваться. Государь поцеловал меня; я чуть не заплакал и сказал ему: Христос с тобой».
А вот как вспоминает о том дне Феликс Юсупов. И поскольку это уже не дневниковые записи, а сделанные по прошествии многих лет, он видит те далекие дни сквозь призму будущих «неслыханных мятежей» и говорит об одной из трагических ошибок, допущенных тогда их «дачным» соседом.
«Утром из Большого Кремлевского дворца шествие двинулось в Успенский собор. После церемонии царь и обе царицы в коронах и царских мантиях, сопровождаемые всею царской семьей и иностранными принцами, из собора направились во дворец обратно. Золото, брильянты, рубины сверкали в тот день на солнце ярче самого солнца. Только в России могло иметь место подобное зрелище! Царь с царицей, представшие перед толпой, были и впрямь помазанники Божьи! И кто бы мог подумать, что двадцать два года спустя от всего великолепья и величья останется одно воспоминанье?
Рассказывают, что, одевая царицу к коронации, одна из ее женщин уколола палец о застежку мантии, и капля крови упала на горностай.
Три дня спустя была ходынская трагедия. Вследствие плохой организации на раздаче народу царских подарков случилась чудовищная давка. Тысячи людей были растоптаны. Кое-кто усмотрел в том мрачное предзнаменованье для нового царствования.
Почти все коронационные торжества были после того отменены. Однако нашлись у Николая дурные советчики. Царь уступил и в день Ходынки явился на бал к французскому послу. Меж великими князьями вспыхнула ссора. Трое братьев великого князя Сергея Александровича, тогдашнего московского генерал-губернатора, желая приуменьшить катастрофу, за какую был немало ответствен их брат, заявили, что программу торжеств изменять не должно. Им решительно возразили четверо Михайловичей (великий князь Александр, мой будущий тесть, с братьями) и были обвинены в интриганстве против родных».
Конечно, никто из участников того спора не знал, что Ходынка тоже будет включена террористами-эсерами в перечень обвинений, когда они будут выносить приговор великому князю Сергею Александровичу. Элита не осознавала, что по одним с ними улицами ходят или ездят в пролетках те, кто уже очень скоро возьмет на себя роль и судей, и палачей.
«Я радуюсь заранее победе. Я вижу кровь на мундире. Вижу темные своды церкви, зажженные свечи. Слышу пение молитв, душный ладан кадила. Я хочу ему смерти. Я хочу ему “огня и озера огненного”. Эти дни я как в лихорадке. Вся моя воля в одном: в моем желании убить», – так описывал в своей повести «Конь бледный» свою страстную жажду уничтожить генерал-губернатора один из лидеров боевой организации социалистов-революционеров Борис Савинков.
А элита продолжала веселиться с энтузиазмом и изысканностью, напоминавшими роскошь двора Людовика XVI и Марии-Антуанетты, которая сменилась вакханалией революционного террора.
22 января 1903 года состоялся один из самых потрясающих (если не самый) балов Российской империи. Это было костюмированное действо, приуроченное к 290‐летию правления дома Романовых. Все участники должны были явиться в русских костюмах XVII века. Это была не просто дань памятной дате, а программное заявление нового императора, который без особых симпатий относился к реформам Петра Великого и хотел продемонстрировать, какую именно эпоху считает золотым веком России.
Разумеется, княгиня Юсупова,