В этот период роста ногайского могущества они даже потребовали от Москвы «выхода», то есть дани, которая полагалась лишь наследником Чингисхана. Но логика тут была простая – одного из них, крымского хана, мы убили – теперь выплаты нам причитаются. Но Москву эти аргументы не убедили. А попытаться заставить платить военным путем ногаи не рискнули.
Впрочем, вскоре они вновь начали выяснять отношения друг с другом. Саид-Ахмеду бросил вызов его «заместитель» Шейх-Мамай, которого поддержали братья Юсуф и Исмаил. Дети от первой жены бия Мусы поднялись против сыновей от второй. И победили. На какое-то время в степях настало относительное спокойствие. После смерти (наконец-то ненасильственной) Шейх-Мамая высшая власть перешла к Юсуфу. И орда в годы его правления обрела, наконец, полную независимость и вошла в силу.
Вадим Трепавлов в «Истории Ногайской Орды» пишет: «Пышная титулатура, едва намечавшаяся у его предшественника, предваряла теперь послания Юсуфа в Москву: “Государя государем над вселенскими государи и князем князя Юсуфово княжое слово”; “Вселенским государем государя князем князя Юсуфово княжое слово” и т. п. В грамотах то и дело приводились теперь ссылки на Коран, на авторитет “наших книжников”, иногда адресант пускался в рассуждения о бренности земного бытия, неизбежности смерти. Очевидно, Юсуф был неплохо образован в религиозных вопросах или же находился в окружении умудренных богословов. Учитывая данные о тесной связи бия с Бухарой, можно догадываться о мавераннахрском источнике просвещенности его или ученой свиты».
Но Москву пышными фигурами речи было не удивить. Ведь там совсем молодой еще Иван IV, которого впоследствии вполне справедливо нарекут Грозным, принимает титул куда более внушительный – царский. К концу правления в полном варианте он звучал так: «Божией милостию великий государь, царь и великий князь Иоанн Васильевич всея Руси, Владимирский, Московский, Новгородский, царь Казанский, царь Астраханский, государь Псковский, великий князь Смоленский, Тверской, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных, государь и великий Князь Новагорода Низовския земли, Черниговский, Рязанский, Полоцкий, Ростовский, Ярославский, Белоозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский и иных, и всея Сибирския земли и Северныя страны повелитель, и государь земли Вифлянской и иных».
Именно из-за «царства Казанского» у Ивана IV с Юсуфом и обострились отношения. Надо учитывать, что провозглашение Ивана царем виделось очень по-разному на Западе и на Востоке. В первом случае это воспринималось как преемственность по отношению к Византийской империи или просто как констатация могущества и контроля над гигантской территорией. Многие европейские государи без особых проблем этот титул признали, хотя, строго говоря, резкий прыжок в императоры из герцогов (а именно так мог толковаться титул великого князя) – довольно неоднозначный кульбит.
Но с точки зрения Чингизидов претензия московского «бека» фактически на ханский титул – это абсолютный скандал, оскорбление и вызов. Кстати, ханы в русских летописях именовались царями и никак иначе.
Сам Иван Грозный прекрасно понимал опасность этой коллизии. Поэтому когда он захватил Казань и Астрахань, то писал в своих посланиях, что их «престолы издревле царские». То есть, заняв их, он дополнительно легитимизировал свой новый титул.
Но все это совершенно не убеждало крымских ханов, ведь их род Гиреев вел свое происхождение от великого Чингисхана, а значит, они и только они имеют право на первенство по эту сторону Волги. Именно во имя утверждения этого права они и ходили в походы на Москву. И гордому Ивану приходилось убегать вглубь своих владений.
А чтобы избежать такой перспективы, он однажды устроил непонятную даже для многих историков рокировку – отдал свой престол на время крещеному Чингизиду Симеону Бекбулатовичу. Это был сигнал Крыму – у нас всё в порядке, всё согласно степным законам. А когда угроза очередного вторжения миновала, Грозный благополучно вернул себе и трон, и титул. Так что это был тонкий политический ход, а вовсе не шутовство, приступ безумия или что-то подобное, что царю вменяют те, кто упускают специфику постордынской легитимности.
Этот экскурс был необходим для понимания остроты «казанского вопроса». Впрочем, для «государя государей» Юсуфа он стал предельно болезненным еще и из-за дочери – легендарной царицы Сююмбике.
Башня, названная в ее честь, является одним из самых узнаваемых архитектурных символов Казани. И с самим этим сооружением, и с царицей связаны увлекательные легенды.
Согласно одной из них Сююмбике была настолько прекрасна, что страстью к ней воспылал сам Иван Грозный. Но взаимности не добился. И тогда пошел в поход на Казань. Вот какова, согласно сказаниям, его подлинная причина! Чтобы избавить город от разрушений, а его жителей от истребления, царица приняла предложение Грозного, но в качестве условия выдвинула требование построить за семь дней высокую башню. Русский государь мобилизовал все ресурсы и выполнил поставленную задачу.
Тогда Сююмбике поднялась на самый высокий ярус и бросилась головой вниз – погибла, чтобы посрамить завоевателя.
Вторая версия не столь драматична. Но тоже трогательна. Якобы Сююмбике построила башню в память о своем любимом муже Сафа-Гирее. Ее возвели рядом с могилой хана. И отправляясь в плен в Москву, царица, лишенная престола, проливала здесь горючие слезы.
На самом деле, как часто бывает в подобных случаях, исторические события переплетены здесь с бродячими сказочными сюжетами. Не только реальная Сююмбике не прыгала с этой башни, но и, по мнению многих исследователей, строение это было возведено уже после взятия Казани, в российский период жизни этого замечательного города. И тем не менее в этих легендах передано главное – трагичность судьбы последней ханши.
За влияние на Казань после разгрома Большой Орды спорили Москва и Крымское ханство. На ее престоле сменялись ставленники то одной, то другой стороны. И вот в 1532 году в результате интриг, инспирированных московскими агентами, в Казани вспыхнули волнения, и представитель Крымской династии Сафа-Гирей был свергнут с престола, но не убит, а лишь изгнан.
Местная знать согласилась принять того, кто будет представлять интересы Москвы. Но очень просила, чтобы не присылали уже сидевшего на казанском троне и очень не полюбившегося жителям касимовского хана Шах-Али. Соглашались принять его младшего брата Джан-Али.
Но кто такие касимовские ханы? С ними связан зримый процесс перетекания власти в Евразии от различных осколков Орды к московским сначала князьям, а потом царям.
Основателем династии стал сын казанского хана Улу-Мухаммеда Касим. В 1445 году его отец Улу-Мухаммед и брат Юсуф были убиты, а ему удалось бежать к великому князю Московскому Василию II, внуку Дмитрия Донского. Это был не первый прецедент, когда ордынцы, воспринимая растущее русское государство как прочный берег в океане степной смуты, переселялись на его земли.
Но впервые это сделал столь высокий представитель степной элиты. Князь выделил Касиму Городец Мещерский, названный по его имени Касимовом. И здесь образовалось автономное царство, ханы и подданные которого служили Москве. Поэтому для