А потом Алехин повернулся ко мне и сказал:
– Ну а тебе, как всегда, самое сложное: найти никому не известную Тшулу.
И я кивнула. Я вдруг поняла, что вся эта история с пряхами основательно меня затянула. И кроме того… речь ведь о Тайрин. О Тайрин, которую я бросила там, в Риле, и которая из-за меня попала в такой переплет, что теперь лежит на качелях в саду Мииных родителей и ничего не говорит.
– Я пойду? – спросила Мия. В руке у нее был зажат белый плеер Эмили.
– Да, конечно, – кивнул Алехин и, увидев, что Кир начал подниматься из кресла, попросил: – Еще минуту, ребята.
Алехин посмотрел на меня, как будто я тяжело больна, и вдруг сказал:
– Савва ушел из школы. Вам нужен другой якорь.
– Что?
Я подавилась своим же вопросом. Стало вдруг… невыносимо. Сама не подозревала, что Савва был моим настоящим якорем. Тем, кто не давал мне сгинуть в дальних мирах. Тем, к кому я возвращалась.
– Он окончил ШДиМ и поступил в медколледж. И это его выбор, ребята, – мягко сказал Алехин. – Он будет хорошим врачом.
Я кивнула. Кирилл молчал, ковырял обивку у кресла.
– Полина Кнауб тоже ушла? – спрошу уж напрямик, чего там.
– Да.
Я думала, он добавит что-нибудь утешительное, типа: сколько еще всяких мальчиков у тебя будет! Или: у тебя дар, гордись и не думай… Но он ничего такого не сказал. И хорошо! Кир насупленно молчал. Когда он узнал, интересно?
– Можно мне оставить морского конька? – спросила я.
– Уверена?
– Да. Он же все-таки есть. Не в школе, но в этом мире. Ну, Савва. Можно же общаться и на расстоянии, дружить.
– Конечно. А теперь идите отдыхать, оба. Встретимся попозже.
* * *
Через три дня мы с Алехиным стояли на том же балконе, на котором он сказал мне про мое первое задание. Я высыпала на голову директора все скопившиеся вопросы.
– Почему озеро Тун так себя ведет? Уносит, куда мы хотим, но помечает нас, оставляет следы…
– Озеро Тун – это хранилище историй. Любой человек – это просто сборник историй, которые с ним случаются в течение жизни и которые он слышит от других людей. Чем больше человека любили, тем сильнее у него запас прочности, тем он крепче и тем проще прожить ему любую свою историю.
– Такие люди легче переносят путешествие через озеро Тун, да?
– Пожалуй.
Я посмотрела на две тонкие ровные полоски у себя на запястье – путь в Кошачью Лапку за Тайрин и потом оттуда – в Хотталар. Ну, спасибо, родители, мой запас прочности о-го-го какой. Алехин тоже посмотрел на мою руку, сказал:
– Любая история оставляет след.
Я вспомнила давний урок у Арса и усмехнулась:
– Это если история стоящая.
– Да, если история стоящая… а других и писать не стоит.
Мы помолчали, глядя на лес, который с этого балкона был всегда пестрым, осенним. Я решилась еще на один вопрос.
– Пряхи, – сказала я.
– Да?
– Они есть в каждом из миров, да?
– Не знаю. Но скорее всего.
– Это такой дар от рождения?
– Хм-г… ну, как тебе сказать…
– Что-то типа избранных из фэнтези?
– Ох, нет! Конечно, нет. И вообще нет никаких избранных, Саша. Есть только воля и выбор. Ты думаешь, Мия стала бы пряхой, если бы не сбежала с вами, не вскочила на спину дракону, не уговорила бабушку вытащить из приюта всех этих детей, не пошла в холмы искать Арса? Думаешь, Тайрин рождена была пряхой, избранной? Черта с два! Она стала ею, когда решила искать с тобой другую библиотеку, когда написала правду о Хофоларии в официальных книгах, когда пошла за Нэшем и осталась с ним до конца, хотя могла бы стать белкой и сбежать с Мией!
Он перевел дух и спросил:
– Ну а Кьяра? Когда она стала пряхой?
– Когда прыгнула с корабля?
– Еще нет, но ты верно мыслишь. Подраться с принцем на балу, не дать снять с себя мамину сережку, спрыгнуть с корабля, пойти против системы, нарушить правила, которые бессмысленны и жестоки, но главный ее поступок…
– Остров.
– Нет, Саша. Главный ее поступок – прийти всем островом на площадь Будущих королей во время обряда и остановить его. Ты понимаешь?
– Да. Но у нее же не было выбора.
– Был. Конечно, был. У нее было множество вариантов, но она выбрала тот, который выбрала. И стала пряхой. Иногда наш выбор влияет на движение материков, а иногда просто не противоречит движению твоей души, но от этого он не становится менее значим, понимаешь?
– Наверное.
Мы помолчали, глядя на лес. Потом я спросила:
– Пряхи связаны с книгами истин?
Алехин качнул головой:
– Трудно сказать. Многие считают, что да. Что только пряхи могут владеть ими, а другим они просто не откроются. Это первое, что приходит в голову, конечно: соединение такого мощного инструмента и человека с особым даром…
– А еще их семь. Как и прях.
– Да, и это тоже. Хотя опять же… никто ведь на самом деле не знает, сколько тех и других. И есть мнение, что книга истин вообще одна, просто… ну, по-разному проявляется. В любом случае я думаю, что вряд ли только пряхи могут быть их хозяевами. Ты же смогла принести книгу истин из Рилы. И Гаррэт совершенно точно владел ею много лет.
Потом Алехин откашлялся и сказал как-то слишком уж вкрадчиво:
– Саша, мы тут поговорили с Яной… Знаешь, скорее всего, никакой ты не следопыт. Ты ткач.
– Почему это?
– Ты создаешь.
Я удивленно посмотрела на него: а разве не этому они учили нас все это время?
– Понимаешь, следопыты – они больше исследователи, аналитики, а ткачи – творцы, они собирают по ниточкам материал и ткут полотно истории.
Я вспомнила слова Кира про то, как он думал в детстве, что все ткачи такие же несчастные, как Яна. Потом я подумала, что теперь, если я ткач, мне придется целыми днями сидеть за типа станком, а по мирам будут ходить другие люди…
– А можно мне остаться следопытом? – попросила я.
– Можно. Но думаю, ты все-таки захочешь ткать. Однажды появится история, которая начнет рвать тебя изнутри, и некуда будет деться. И тогда ты сама