Кстати, в кабинете Тэмми есть тайник с журналами. Там записаны все дети, когда-либо появившиеся в нашем приюте. Они тщательно пронумерованы и те, кому выпали две единицы, отмечены красным. Можешь проверить, если вдруг выберешься из камеры. Я уверена, записи до сих пор там, под темной половицей, возле ножки стола. Но это будет пустая трата времени. Я и без журнала могу сказать, что раз ты здесь и под замком, ты – одиннадцатая.
До самого вечера я запоем читала записи Анетты. Порой они были пронзительно грустными, тогда попрек горла вставал едкий ком и на ресницах собирались горькие слезы, а порой настолько пугающими, что хотелось отбросить книгу в сторону, спрятаться и как молитву повторять «это не правда».
Я прочитала всю историю, от и до. Про то, как Анетта увидела ночных гостей, пришедших к Полу, и с этого момента не знала покоя. Про то, как пыталась сбежать. Как ее предал человек, которому она заплатила за помощь, и вместо того, чтобы увезти с острова, вернул обратно в лапы Матушки Тэмми.
Отдельные фразы лупили по глазам, заставляя содрогаться, как от ударов.
Ко мне больше никто не приходил…
Она сказала всем, что я больна неведомой хворью, изуродовавшей лицо и тело…
Друзья предпочли забыть о моем существовании…
Матушка Тэмми и глава города заодно…
Все жители Брэйви-Бэй заодно…
Никому нельзя верить…
Они все знают…
Магда, заманившая меня в ловушку, больше не казалась безумной. Наоборот, теперь каждое ее действие обретало смысл. Ей было известно о том, кто я, и какова моя роль в благополучии города, и она намеревалась исправить ситуацию с погодой, принеся меня в жертву на поклон-горе. Тэмми не позволила этого сделать, вовсе не по доброте душевной, а потому что мое время еще не пришло. И Холлс так жестоко наказал старуху и ее сына не из-за того, что те напали на сироту, а потому что их своеволие лишило бы Брейви-Бэй жертвы на следующий год.
Но самое страшное, что на месте Магды мог оказаться любой.
Румяная жена булочника, которая всегда громко смеялась и дарила горячие пончики, щедро посыпанные сахарной пудрой. Тихий старик-молочник, у которого были самые вкусные сливки в городе. Светловолосый, красивый как бог, сын главной целительницы. Он смотрел так, что у меня сердце пускалось вскачь и щеки предательски краснели. А как-то раз подарил букет полевых цветов, и я всю ночь рыдала от счастья.
Все они заодно…
После такого прозрения, я отложила дневник предшественницы, легла на кровать, отвернувшись лицом к стене, и закрыла глаза. Сил читать дальше не осталось. Я была разбита, опустошена, сломлена и не видела ни единого просвета в окружившей меня тьме.
Почти сдалась… а ночью мне снилось Седое Море.
Оно ворвалось в мой сон соленым ветром, запахом прогретого песка и рокотом волн, пенилось белыми шапками и сердито швыряло в лицо свежие брызги. А далеко на горизонте вспышки молний подсвечивали темный скалистый берег. Он манил меня. Звал, обещая защиту и спокойствие. И когда я проснулась, это спокойствие осталось со мной, уютной кошкой свернувшись под сердцем.
Там, за пределами Брейви-Бэй, была другая жизнь. Жизнь, в которой меня не достанут ни Матушка, ни Холлс, ни все боги вместе взятые. И я непременно найду способ вырваться из своей тюрьмы и сбежать.
Глава 3.3
Судьба одиннадцатых и роль в ней жителей Брейви-Бэй стали для меня жутким откровением, но полностью отказаться от доверия и подозревать каждого было выше моих сил.
С утра я просмотрела записи еще раз и ни слова не нашла о том, что приютские тоже замешаны в бесчинствах, творящихся на острове. Будь это так, Матушке Тэмми не пришлось бы врать и изворачиваться, придумывая причины, по которым очередной воспитанник бесследно исчез.
Было страшно, но я решила довериться. Подруге. Темненькой, хитроглазой Эльзе, с которой мы всю жизнь прожили бок о бок, делились радостями и бедами, помогали друг другу во всем, поддерживали. Если на кого я и могла положиться, то только на нее.
Оставалось только дождаться, когда она придет под окно и умудриться все рассказать так, чтобы наш разговор не перехватили. А пока придется делать вид, что все хорошо.
Еще до прихода утренней няньки я спрятала записи Аннеты обратно под окно, убедилась, что ничего не заметно, с какой стороны ни посмотри, и снова забралась под одеяло. Несмотря на волнение и страх нужно было вести себя так, чтобы никто ничего не заподозрил.
Сара пришла чуть позже обычного.
— В посмотрите на нее! — проскрипела, увидев, как я сонно потягиваюсь и зеваю, — Все уже работают, а она валяется. Лежебока!
Я виновато засуетилась. Соскочила с кровати, поспешно ее заправила, пальцами прошлась по волосам, и при этом не забывала причитать, что мне очень неудобно, стыдно и я бы с радостью вернулась к работе, но пока вынуждена сидеть в заточении.
— Вынуждена она, — Сара сморщилась так, будто ей приходилось таскать меня на собственном горбу, — небось наврала матушке с три короба, вот она и отправила тебя сюда.
Я не знала, верить ее словам или нет. Может, она заодно со всеми и только для виду играет роль ворчливой няньки, а сама здесь по приказу Матушки, чтобы проверить чем я занимаюсь и не удумала ли какой-нибудь глупости.
— Обещаю, как только проблемы решаться, и меня выпустят из палаты, я буду работать в два раза больше, чем все остальные, — клятвенно заверила я.
Если она заодно с Тэмми, то пусть доложит, что я поверила всем россказням и покорно жду своей участи. Так будет проще.
— Свежо придание, — прокряхтела Сара и повела меня в душевую. И пока я намывалась, неустанно бухтела из-за низкой перегородки. — Где это видано, чтобы няньки девиц взрослых в помывочную таскали. Может, я еще спину должна потереть?
После завтрака я снова оказалась в заточении. Мне очень хотелось увидеть Эльзу, но я понимала, что раньше сон-часа, ждать ее не стоит, поэтому снова достала книгу Анетты, устроилась на подоконнике, расправив юбку так, чтобы в случае чего успеть спрятать записи в складках, и принялась читать дальше.
Я долго искала выход из этой темницы. Однажды, когда принесли еду, мне