Форейтор [10], ехавший кучером на телеге, нарочно оставленный обмахивать коней, для чего ему была срезана длинная зелёная ветка, спал преспокойно под тенью дерева. Отец побранил его, а Евсеич погрозил, что скажет старому кучеру Трофиму и что тот ему даром не спустит.
Многие горничные девки, с лукошками, полными груздей, скоро к нам присоединились, а некоторые, видно, зашли далеко. Мы не стали их дожидаться и поехали домой.
Матрёша была в числе воротившихся, и потому я упросил посадить её на наши дроги. Она поместилась на запятках с своим кузовом, а дорогой спела нам ещё несколько песен, которые слушал я с большим удовольствием.
Мы воротились к самому чаю. Бабушка сидела на крыльце, и мы поставили перед ней наши корзины и кузовья Евсеича и Матрёны, полные груздей.
Бабушка вообще очень любила грибы, а грузди в особенности; она любила кушать их жаренные в сметане, отварные в рассоле, а всего более солёные. Она долго, с детской радостью, разбирала грузди, откладывала маленькие к маленьким, средние к средним, а большие к большим.
Знойный полдень
Уженье около полдён в жаркие летние дни производится в таких местах, где густая тень покрывает воду, как то: под мостами, плотами, нависшим берегом, толстыми пнями и корягами, нередко торчащими в воде, под густым навесом трав, расстилающихся иногда над значительною глубиною. Особенно окуни любят стоять в тени и берут в полдни довольно хорошо; иногда хватит язь и головль даже на мелкопущенную удочку. Но только в проточных прудах, заросших камышами и травами, полдневное уженье имеет настоящее значение. Летом в жаркий день, часов с девяти утра, вся порядочная рыба уйдёт из материка и чистых мест разлива в полои, проросшие разными травами и зелёным густым лесом камыша, над которым возвышается уже палочник своими пуховыми тёмно-коричневыми султанами. В травах и камышах всегда бывают местечки поглубже других, которые никогда не зарастают и которые называются «протоками».
Я всегда любил и люблю жары нашего кратковременного лета… Пышет знойный полдень. Совершенная тишина. Не колыхнёт зелёный, как весенний луг, широкий пруд, затканный травами, точно спит в отлогих берегах своих; камыши стоят неподвижно.
Материк и чистые от трав протоки блестят, как зеркала, всё остальное пространство воды сквозь проросло разновидными водяными растениями. То ярко-зелёные, то тёмно-цветные листья стелются по воде, но глубоко ушли корни их в тинистое дно; белые и жёлтые водяные лилии, цвет лопухов, попросту называемые кувшинчиками, и красные цветочки тёмной травы, торчащие над длинными вырезными листьями, разнообразят зелёный ковёр, покрывающий поверхность пруда.
Какая роскошь тепла! Какая нега и льгота телу! Как приятна близость воды и возможность освежить ею лицо и голову!
Рыбе также жарко: она как будто сонная стоит под тенью трав. Завидя лакомую пищу, только на мгновение лениво выплывает она на чистые места, пронзаемые солнечными лучами, хватает добычу и спешит под зелёные свои навесы.
Рыбки гуляют и плещутся
Почти все молодые рыбки, особенно некоторые из пород не очень крупных, так красивы, или, лучше сказать, так миловидны, резвы и чисты, что народ на юге России употребляет слово рыбка как слово ласки, нежности – в похвалу красоте и прелести девической. Оно нередко встречается в народных малороссийских [11] песнях, в которых чувство любви если не так глубоко, не так серьёзно, как в старинных песнях великорусских, зато нежнее, эстетичнее, так сказать.
В повести Гоголя «Майская ночь, или Утопленница» молодой казак Левко, вызывая из хаты свою милую Галю разными нежными словами, между прочим говорит: «Сердце моё, рыбка моя, ожерелье! Выгляни на меня. Просунь сквозь окошечко хоть белую ручку свою…» Для великорусского крестьянина это слишком нежно; но и он очень любит смотреть на всякую рыбу в воде, весело мелькающую на поверхности, сверкающую то серебряной, то золотой чешуёй своей, то радужными полосами; иногда тихо, незаметно плывущую, иногда неподвижно стоящую в речной глубине!..
Ни один, от старого до малого, не пройдёт мимо реки или пруда, не поглядев, как гуляет вольная рыбка, и долго, не шевелясь, стоит иногда пешеход-крестьянин, спешивший куда-нибудь за нужным делом, забывает на время свою трудовую жизнь и, наклонясь над синим омутом, пристально смотрит в тёмную глубь, любуясь на резвые движенья рыб, особенно когда она играет и плещется, как она, всплыв наверх, вдруг, крутым поворотом, погружается в воду, плеснув хвостом и оставя вертящийся круг на поверхности, края которого, постепенно расширяясь, не вдруг сольются с спокойною гладью воды, или как она, одним только краешком спинного пера рассекая поверхность воды – стрелою пролетит прямо в одну какую-нибудь сторону и следом за ней пробежит длинная струя, которая, разделяясь на две, представляет странную фигуру расходящегося треугольника…
Осень
Я люблю осень, даже самую позднюю; но не ту, которую любят все.
Я люблю не морозные, красные, почти от утра до вечера ветреные дни; я люблю тёплые, серые, тихие и, пожалуй, дождливые дни.
Мне противна резкость раздражительного сухого воздуха, а мягкая влажность, даже сырость атмосферы мне приятна; от дождя же, разумеется не проливного, всегда можно защититься неудобопромокаемым платьем, зонтиком, ветвями куста или дерева. В это-то время года я люблю удить; ужу даже с большею горячностью и наслаждением, чем весною. Весна обещает много впереди; это начало тёплой погоды, это начало уженья; осенью оно на исходе, каждый день прощаешься с ним надолго, на целые шесть месяцев. Для охотников, любящих осень, хочу я поговорить о ней; я знаю многих из них, сочувствующих мне.
Осень, глубокая осень! Серое небо, низкие, тяжёлые, влажные облака; голы и прозрачны становятся сады, рощи и леса. Всё видно насквозь в самой глухой древесной чаще, куда летом не проникал глаз человеческий.
Старые деревья давно облетели, и только молодые отдельные берёзки сохраняют ещё свои увядшие желтоватые листья, блистающие золотом, когда тронут их косые лучи невысокого осеннего солнца.
Ярко выступают сквозь красноватую сеть берёзовых ветвей вечнозелёные, как будто помолодевшие ели и