Однако феноменология ставит под сомнение естественно-научное знание о мире как объективную истину, которая достигается наукой. Эту критику Гуссерль продолжит в других работах. Он называет это естественно-научной наивностью, которая основана на убеждении, что теории способны раскрыть абсолютную истину об устройстве мира, пусть даже частично. Феноменология же критикует как коперниканское видение мира, так и антикоперниканские идеи о том, что Бог установил Землю на определенном месте в пространстве. Поэтому Гуссерль пишет о повороте самого поворота, а не об отказе от него.
Гуссерль спрашивает: что дает нам право считать Землю всего лишь одним из тел во Вселенной, звездой среди звезд? Сначала это кажется просто возможным предположением. Но если посмотреть с другой стороны, то даже сам факт, что мы видим звезды, – всего лишь совпадение, полагает Гуссерль. Если бы звезды находились настолько далеко, что их свет не достигал бы нас, они попросту не существовали бы для нашего восприятия – как, возможно, и само Солнце. Феноменология предлагает задуматься: насколько наше восприятие и научное знание ограничено тем, что мы способны видеть, измерять и понимать? И как это влияет на наши представления о месте Земли во Вселенной? Отсюда и главное предложение Гуссерля, которое мы можем спроецировать на всю геофилософию: нужно понять, что «существует лишь одно человечество и одна Земля» [166].
Откуда Ковчег? Однако почему в названии этого текста Гуссерля появляется слово «Перво-Ковчег»? Объяснению этого Ковчега Гуссерль посвящает несколько абзацев. Он говорит, что небесные тела мы воспринимаем как объекты, доступные для наблюдения и изучения лишь частично, поскольку они удалены от нас. На основании опыта мы строим гипотезы об их природе, положении и движении, применяя эмпирические расчеты и индуктивные методы. Однако все наши выводы неизбежно связаны с Землей – «Ковчегом» для человечества, нашей точкой отсчета. Эта объективность всегда соотнесена с человеческой перспективой, укорененной на Земле.
Земля отлична от других небесных тел. Только если мы вообразим звезды как «вторичные Ковчеги» с их собственными возможными формами жизни и человечествами, а себя – переместившимися туда, мы можем попытаться представить иную картину: такую, где у Земли нет ее исключительности.
Однако идея унификации космоса через представление о «небесной дали» поднимает серьезные вопросы для феноменологии (и геофеноменологии – скажем мы). Например, можно ли говорить о возможности участия звезд в бытии человека, исходя из их сущности? Представляя звезды как удаленные тела и интерпретируя их через гипотетические категории, мы неизбежно сталкиваемся с идеей бесконечности. Земной мир с его конечными границами оказывается частью этого бесконечного космоса, в котором, возможно, существуют другие далекие тела. Эта позиция может пугать, однако Земля как Перво-Ковчег закрывает нашу потребность в основании. Нам не нужна бесконечность, когда есть конечная Земля.
Именно поэтому Гуссерль требует такой интерпретации Земли, а мы свою очередь можем отметить, что данная установка – на фундаментальность земного опыта – является точкой отсчета для феноменологического восприятия Земли.
Земля как гиперболизированная телесность: версия Мерло-Понти
Мерло-Понти предлагает подход, который отличается от идей Гуссерля. Конечно, Мерло-Понти развивает его мысль, однако отходит от сосредоточенности на Земле как недвижимости. Земля у Мерло-Понти представлена как гиперболизированная телесность – своеобразное «сверхтело», служащее пространством для феноменологического и телесного опыта, а также восприятия. Его размышления об этом можно найти в работе «Видимое и невидимое», а также в заметках к лекциям о природе, которые Мерло-Понти читал в 1950-е годы в Коллеж де Франс. В лекциях Мерло-Понти пытался представить феноменологию как археологию; он говорил, что феноменология способна исследовать субстрат собственного опыта – его слои – и тем самым стать похожей на археологию, которая также исследует исторические слои и артефакты прошлого [167].
Земля Мерло-Понти – это плоть мира, тотальное бытие тела, уходящее от оппозиции «духа и плоти». Это элемент среди других элементов – воды, огня, воздуха. Это «элемент Бытия», говорит Мерло-Понти. Поэтому вот наши первые вводные насчет его продолжения геофеноменологии: Земля есть гиперболизированная геологическая телесность, которая не оттеняет исторические процессы и природу, а, напротив, стягивает их в своеобразном сплетении времени и пространства, чей синтез образует «трансцендентальную геологию» [168] (подробнее о ней скажем чуть позже).
Мерло-Понти рассматривает Землю через призму пересечения «времени природы» и человеческого тела. Земля как плоть мира вновь выступает организующей основой, которая формирует наше восприятие и взаимодействие с окружающей средой. Но почему Земля оказывается плотью мира? Как можно объяснить это понятие?
В работе «Видимое и невидимое» тело описывается как точка столкновения с миром, своеобразная прозрачная граница или пауза (если говорить о времени), через которую мы вступаем в контакт с реальностью: «Тело открывало нам доступ к миру, только замыкая нас в серии наших личных событий» [169]. Мерло-Понти отмечает, что плоть мира – это нечто находящееся одновременно внутри и снаружи нас. Она никогда не является чем-то однозначным или завершенным, но всегда присутствует с обеих сторон восприятия. Плоть мира отлична от нашей телесной плоти, но в то же время является частью нас и нашего опыта [170].
Мерло-Понти утверждает, что плоть мира пребывает в постоянно развернутом и одновременно скрытом состоянии. Это элемент бытия (почти стихия!), который нельзя до конца понять или отделить от нас. Мы неизбежно сталкиваемся с ним через свою телесность и продолжаем замечать его в нашем взаимодействии с миром. Именно поэтому Мерло-Понти говорит о преодолении границ субъективного и объективного опыта – и среди этих размышлений как раз встречается упоминание геологических слоев. Это упоминание важно для нас, поэтому давайте попробуем восстановить ход мысли Мерло-Понти.
Он пишет, что если мы обратим внимание на субъективный порядок, который в науке противопоставляется объективному порядку и одновременно дополняет его, то придем к тем же выводам, что и при его критике. То есть в обоих порядках – объективном и субъективном – обнаруживаются хаос и несогласованность. В таком случае ключевые понятия для философии Мерло-Понти – «психика» и «психология» – оказываются мифологизированными, как и многие другие попытки определить внутреннюю жизнь человека. Поэтому Мерло-Понти замечает: существует (ложное) убеждение, что отказ