Революционно-имперская парадигма продолжала владеть умами кремлевских руководителей и подталкивала их вернуться в Африку. Кроме того, на континенте по-прежнему царили политическая нестабильность и идеологический вакуум. При этом на сцену вышло новое поколение африканских лидеров, которые настойчиво просили СССР о помощи. Согласно докладу КГБ, после нескольких лет бесплодных попыток добиться помощи от США и западноевропейских стран, руководители африканских государств пришли к выводу о том, что «Советский Союз был единственной великой державой, которая могла помочь им в достижении их политических и общественных целей» [933]. Советское руководство не могло упустить эту историческую возможность повлиять на судьбы третьего мира и предложить свою модель развития вместо потерявших былую привлекательность американских концепций капиталистической модернизации.
На этот раз советское вмешательство в Африке стало не только идеологической и экономической демонстрацией «братской помощи» народам, освободившимся от колониального гнета. Страны Экваториальной Африки, а также района Африканского Рога стали полигоном для советских военных, которые впервые после Карибского кризиса захотели продемонстрировать свою военную мощь за тысячи километров от Советского Союза. В этой готовности военных обмениваться ударами с США в Африке проявился один из главных советских мотивов разрядки с Западом – желание утвердить свое право быть мировой державой [934]. За время, что прошло с 1964 года, Советский Союз вновь приступил к строительству стратегических военно-морских сил и большой флотилии военно-транспортной авиации. Впервые свои возможности проецировать военную силу на большие дистанции Советский Союз показал во время войны Судного дня 1967 года. Командование советского военно-морского флота, во главе которого стоял адмирал Сергей Горшков, стремилось приобрести базы в южных морях, чтобы соперничать с ВМС США. В 1974 году СССР получил одну такую базу в Сомали [935]. Будущее показало, что это было ненадежным приобретением.
К мотивам советского присутствия в Африке нужно добавить еще один – экономические возможности и интересы. После арабо-израильской войны 1973 года мировые цены на нефть подскочили в четыре раза: СССР получил незапланированную громадную прибыль. Производство сырой нефти в Советском Союзе выросло с 8 млн баррелей в день в 1973 году до 11 млн баррелей в 1980-м, и это сделало его лидером мирового рынка нефти. В течение последующих десяти лет годовые доходы СССР от продажи нефти и природного газа в твердой валюте возросли в 22 раза и достигли 20 млрд долларов США. Наступление валютного изобилия позволяло Кремлю платить высокую цену за продвижение своего влияния на Африканском континенте [936].
Эти же годы были отмечены ростом расходов на продажу населению СССР продуктов по низким фиксированным ценам, а также на обеспечение людей товарами массового потребления через государственную систему распределения благ – по ранжиру, статусу и привилегиям. Этот своего рода «социальный контракт» между властью и населением предполагал, что «верхи» обязуются не допускать крайней нужды и голода, а «низы» за это будут послушны и хотя бы внешне лояльны властям. Для элитарных групп, особенно в партии и бюрократии, были предусмотрены особые категории снабжения и обслуживания, ставившие их над «простыми людьми». В стране сложилась также «теневая экономика» и различные виды побочных приработков – все это позволяло значительной части населения существовать вполне комфортно и даже зажиточно. Во многих советских семьях появились разнообразные признаки достатка. Вовлечение СССР в события на Африканском континенте расширяло еще один мало афишируемый, но особенно привлекательный способ получить доступ к материальным благам. Речь идет о работе за границей. В странах Африки с просоветской ориентацией, так же как до этого в странах арабского Ближнего Востока, появились десятки тысяч прекрасно оплачиваемых рабочих мест для советских военных, дипломатов, инженеров и многочисленных представителей советской номенклатуры. Посольства СССР в африканских странах становились местом для почетных ссылок, куда отправлялись бывшие высокопоставленные партийные чиновники, впавшие в немилость у Брежнева. Социолог Георгий Дерлугьян, работавший в начале 80-х гг. переводчиком при посольстве СССР в столице Мозамбика Мапуту, вспоминает, что он получал зарплату в специальных «валютных чеках»: покупательная способность его зарплаты в то время была в 15–20 раз выше средней заработной платы внутри Советского Союза. После пары лет «выполнения интернационального долга» в Африке советский гражданин мог без шума и хлопот купить кооперативную квартиру в Москве, машину, дачу, а также всевозможные потребительские товары западного производства через специальную сеть государственных магазинов «Березка», которые торговали не на советские рубли, а только на иностранную валюту. В результате, делает вывод Дерлугьян, советские представители в африканских странах, а также «работавшие» с Африкой советские министерства и ведомства были заинтересованы в лоббировании в руководстве страны необходимости и дальше «оказывать интернациональную помощь» различным африканским режимам с якобы «социалистической ориентацией». «Как это уже было во многих империях, за стремлением расширять сферы влияния стояли элементарные корыстные интересы чиновников и их горячее желание создавать новые доходные места» [937].
Препирательства между сверхдержавами в Африке помогали оправдывать эти корыстные побуждения. Американо-советская борьба за Африку началась всерьез в то самое время, когда разрядка в Европе достигла своей наивысшей точки. В самых отдаленных уголках Африканского континента разведслужбы обеих стран неустанно следили друг за другом. Один из американских дипломатов высокого ранга в 1974 году ездил по Африке с инспекцией и обнаружил, что «во всех африканских странах Соединенные Штаты открыли свои посольства, чтобы показать свой статус лидера западного мира, и, в частности, чтобы приглядывать за советскими представителями. Советский Союз в интересах престижа и наблюдения также открыл постоянные посольства почти по всей Африке» [938]. Великодержавная гордость и логика двухстороннего соперничества, а вовсе не стратегические и экономические интересы, заставляли сверхдержавы мериться друг с другом силами в африканских песках и джунглях.
Два события обострили противостояние сверхдержав: «революция гвоздик» в Португалии в апреле 1974 года и падение южновьетнамского режима в апреле 1976 года. Анатолий Черняев, работавший в Международном отделе ЦК, сравнивал переворот в Португалии с падением династии Романовых в России. «Свергнут фашизм после 50 лет господства. Развернулся самый настоящий февраль 1917 года. Событие огромное», – записал он в своем дневнике. Другой сотрудник этого отдела Брутенц в своих воспоминаниях предположил, что Советский Союз ввязался в 1975 году в ангольские события и в 1977 году в войну на Африканском Роге, а позже ввел войска в Афганистан из-за того, что сделал «ложные выводы из поражения американцев во Вьетнаме» [939]. Форд и Киссинджер, оказавшись под огнем критиков разрядки у себя дома, и сами поверили, что после вьетнамского провала может произойти что-то вроде цепной реакции или «падающих домино». Киссинджера, в частности, тревожило то, что в революционных событиях в Португалии заметную роль играли коммунисты. Он убедил себя