Подход кремлевского руководства к внешней политике предполагал сочетание гибкости в тактике с жесткостью в стратегических приоритетах, прагматизма – с идеологической ортодоксальностью. Уклонение в одну или другую сторону понижало шансы выжить в борьбе за власть. Когда Хрущев взял верх над Берией и Маленковым, он обвинил их в том, что они замышляли отдать Восточную Германию под протекторат США. Зато когда Никита Сергеевич решил избавиться от Молотова, то главным его аргументом была недостаточная тактическая гибкость бывшего соратника Сталина: якобы молотовское руководство не позволяло советской дипломатии вбивать клин между врагами Советского Союза. Даже когда Хрущев развенчал Сталина, он сделал это под идеологическим лозунгом «возвращения к Ленину», очищения марксистско-ленинского наследия от допущенных искажений и продвижения его в качестве всемирной альтернативы американскому капитализму.
После смерти Сталина экономическая и военная мощь Советского Союза продолжала стремительно возрастать. В 1950-х гг. СССР стал второй после Соединенных Штатов ядерной державой. Советские ученые и инженерно-технические кадры добились впечатляющих успехов в деле научно-технического прогресса, осуществив запуск искусственного спутника Земли в 1957 году и полет Юрия Гагарина в космос в 1961-м. Во многом это был триумф государства и концентрации гиганских ресурсов за счет жизненного уровня народа. Но именно эти достижения имели громадную мотивационную роль для советских людей и сделали советскую модель развития, при всех ее издержках, чрезвычайно привлекательной для стран третьего мира в тот момент, когда колониальные империи западных стран начали рушиться, и народы Африки и Азии обретали независимость. В такой ситуации у Кремля возникло непреодолимое искушение прорвать барьеры сдерживания, возведенные американцами вокруг советской империи, и заставить США и другие страны Запада принять такие условия, которые отвечали бы советским интересам.
Личные качества Хрущева, его напористость и амбиции, попытки придать новый динамизм советской системе без помощи террора, за счет искреннего народного энтузиазма стали главной движущей силой перемен во всех областях общественно-политической жизни СССР, не исключая и внешнюю политику. На первых порах энергичные действия Хрущева по продвижению «новой внешней политики» позволили советскому государству добиться значительных успехов на международной арене. Но его неистовая вера в революционно-имперскую парадигму, его раздражение на неуступчивость западных соперников побудили советского лидера сойти с пути терпеливых дипломатических маневров и пойти в лобовую атаку. Хрущев считал, что в случае достижения военного равновесия между советским и западным блоками западным державам не останется ничего другого, кроме как отступить, и не только в Европе, но и в третьем мире. Начиная с 1958 года СССР пустился в рискованные авантюры, в том числе пытался принудить Запад к подписанию мирного договора с ГДР и экспортировать советскую экономическую модель в страны третьего мира. Хрущев хотел добиться своих целей без промедления и во что бы то ни стало. В ситуации, когда по стратегическому арсеналу СССР еще был далеко позади США, Никита Сергеевич прибегнул к ядерному шантажу. Этот опасный курс достиг своего пика в 1962 году, когда советский лидер принял беспрецедентно рискованное решение: разместить на Кубе советские ракеты с ядерными боеголовками для защиты революции Фиделя Кастро от «американской агрессии». Лишь столкнувшись с предсказуемо жестким ответом американцев и оказавшись на краю ядерного конфликта с США, Хрущев одумался и отступил.
Ракетный кризис показал кремлевским лидерам, что политика ядерного блефа и идеологического мессианства может привести к катастрофе. В октябре 1964 года Хрущев был снят со всех постов, и новое «коллективное руководство» предпочло более безопасные способы защиты государственных интересов СССР: наращивание стратегических вооружений и переговоры с западными державами с позиции силы. По мнению нового руководителя страны, Леонида Брежнева, которое разделяли и его младшие соратники Громыко и Андропов, советское государство и весь социалистический лагерь только выиграют, если Кремль станет проводить политику разрядки напряженности в отношениях с ФРГ вместо того, чтобы давить на западные державы в Западном Берлине и договориться с США о параметрах паритета, а не будет вечно догонять американцев в гонке вооружений. Генсек стал первым руководителем СССР, добившимся авторитета в партийном аппарате и в народе не жестокостью, закручиванием гаек и запугиванием угрозой войны, а своей миротворческой деятельностью. Он, в отличие от Хрущева, оказался прекрасным переговорщиком, терпеливым и настойчивым. Именно Брежнев сыграл ключевую роль в переговорах с Брандтом и Никсоном, придавших мощное ускорение разрядке. Не будь Брежнева, сотрудничество между Кремлем и Белым домом в первой половине 1970-х гг., пусть половинчатое и не всегда искреннее, могло бы не состояться вовсе.
Однако Брежнев, несмотря на свою огромную власть, был все-таки человеком консенсуса, и не решился на политические новации. Кроме того, он, как и остальные члены Политбюро, а также большинство высших партийных руководителей его поколения, оставался заложником революционно-имперской парадигмы. И хотя Брежнев и его союзники из Политбюро отказались от силового шантажа на международной арене, они по-прежнему верили, что чем больше СССР будет вооружен – тем лучше. Даже в период, когда советский ядерный арсенал начал превосходить по ряду показателей американский, советское партийное руководство и генералитет продолжали считать, что этого недостаточно, и что США сильнее. Они, как обычно, исходили из того, что американская политика нацелена на «шантаж, и в конечном счете поражение Советского Союза в ядерной войне». Впрочем, эти страхи советских милитаристов были родственны страхам американских крайних «ястребов» [1242].
Во второй половине 1970-х гг. Брежнев заболел и фактически страна лишилась политического руководителя. Внутри СССР процветала клановая коррупция, дистрофия командно-волевого центра порождала астению всех функций советской системы, безответственность и всеобщую имитацию полезной деятельности. В это время и внешняя и военная политика СССР не имели какой-либо стратегии, а протекала по инерции под воздействием бюрократических и идеологических факторов, ведомственных интересов и выколачивания бюджетных ресурсов. Все то время, пока шли переговоры с США о контроле над стратегическими вооружениями, наращивание военного арсенала Советского Союза продолжалось полным ходом, словно это был кем-то навеки заведенный конвейер. А в странах третьего мира, особенно в Африке, опять, как во времена Хрущева, Кремль ступил на скользкий путь идеологической и геополитической экспансии. В результате советская империя втянулась в еще более дорогостоящую схватку с США, чем при Хрущеве, без видимой выгоды для обеих сторон.
В глазах американских критиков разрядки, политиков обеих партий, бездумная