В то время советское руководство категорически возражало против присутствия на советской территории инспекторов из НАТО, проверяющих соблюдение условий договора о запрещении ядерных испытаний. Тот же Хрущев, который обличал в своих воспоминаниях сталинскую шпиономанию, справедливо считая ее «болезнью», будучи у власти всячески противился инспекционным проверкам. Первый секретарь говорил коллегам по Президиуму, что даже две или три инспекции – а это тогда была советская позиция в переговорах с Соединенными Штатами – будут означать, что Советский Союз «запустит к себе шпионов». Даже если западные державы согласятся на инспекцию на своей территории, «нам этого не надо». Частичный запрет на ядерные испытания был хорош для советского руководства тем, что не предполагал инспектирования на местах. Развитие сейсмотехники позволяло отличить подземные испытания от землетрясений. Когда вопрос об инспекциях отпал, исчезло и последнее препятствие на пути к соглашению. 5 августа 1963 года переговоры между США, Великобританией и СССР закончились тем, что в Кремле был подписан Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, космическом пространстве и под водой. Сын Хрущева вспоминает, что руководитель СССР был «чрезвычайно доволен, даже счастлив» [605].
Эволюции Хрущева в сторону соглашения помогла и обострившаяся открытая полемика с Китаем по вопросам войны и мира [606]. В своей речи на заседании Верховного Совета в декабре 1962 года он высмеял представление китайцев об империализме, как о «бумажном тигре». «Бумажный тигр, сказал он, имеет атомные зубы, и с этим шутить нельзя». В июле 1963 года советское руководство решилось «публично скрестить шпаги с китайцами»: на проходившей тогда встрече глав стран Варшавского договора в Бухаресте главной целью для Кремля было заручиться поддержкой союзников по Варшавскому договору в борьбе против Пекина. В посольстве США пришли к верному выводу: «согласие СССР подписать договоренность о частичном запрете на ядерные испытания» можно объяснить, прежде всего, «необъявленной войной», которая разразилась между Москвой и Пекином весной 1963 года. Хрущев уже не боялся потерять лицо перед китайцами, заключив договор с «империалистами» [607].
Этот вывод американцев, кстати, породил один из самых странных эпизодов в истории советско-американских отношений. В ходе консультаций и обмена мнениями с Хрущевым по вопросу о запрещении ядерных испытаний администрация Кеннеди намеками, а иногда и в открытой форме, предлагала объединить усилия для того, чтобы помешать ядерной программе Китая. 15 июля Кеннеди дал указание Авереллу Гарриману, который вел переговоры в Москве, «выяснить, каковы взгляды Х[рущева] на меры по ограничению или предотвращению разработки Китаем ядерного оружия, и уточнить, готов ли он сам действовать или допустит, чтобы США предприняли шаги в этом направлении». Это была по сути попытка выяснить, как отреагирует Москва на идею превентивного американского удара по центрам разработки ядерного оружия в Китае. В период между 15 и 27 июля Гарриман и другие представители США несколько раз встречались с Хрущевым и обсуждали с ним этот вопрос. Однако, к их разочарованию, «Хрущев и Громыко не проявили никакой заинтересованности и неоднократно фактически уходили от разговоров на эту тему» [608]. Американцы вышли со своим предложением в самый неподходящий момент. Как раз в это время в Москве проходила встреча Организации Варшавского договора, и между СССР и Китаем состоялась закрытая двухсторонняя дискуссия по идеологическим вопросам. Хрущев, по-прежнему пленник идеологии и обязательств перед коммунистическим движением, никак не мог бы пойти на тайный союз с Вашингтоном против строптивого, но все же «братского» Китая [609].
Хрущев действовал на международной арене с оптимизмом, нахрапом, и готовностью рисковать – трудно найти что-либо подобное с советской стороны за все годы холодной войны. Оптимизм был порожден преувеличенным представлением советского лидера о возможности использовать ядерное оружие как инструмент политики. Ядерный шантаж Хрущева поражает и сегодня своей бесхитростностью и вместе с тем агрессивностью. Хрущев считал, что эта агрессивность оправданна, поскольку верил в неотвратимость победы коммунизма и стремился ускорить эту победу, делая крупные ставки в рискованной игре. Вместе с тем его игра была построена скорее на импровизации, чем на стратегическом расчете. Бывший крестьянин из Калиновки был хорош в спонтанной атаке, но не мог закрепить свой успех на дипломатическом поприще. Природный ум не спасал Хрущева от бестактных и грубых выпадов, а быстрая реакция не могла заменить тщательно продуманной стратегии. После нескольких удачных выходов на международную арену, начиная с австрийского договора, фортуна отвернулась от Хрущева. Несколько раз казалось, что первый секретарь был на пороге дипломатических договоренностей с западными странами, но всякий раз его идейные шоры, а главное резкие колебания между самонадеянностью и неуверенностью в своих силах побуждали Хрущева хлопнуть дверью и уйти с переговоров. К тому же советский руководитель так и не смог сформировать для своей страны ясную и последовательную стратегию дипломатии в ядерный век. В советском военном и политическом мышлении образовался огромный зазор: в то время как политическое руководство пришло к выводу о том, что ядерное оружие является средством предотвращения войны, официальная военная доктрина делала установку на победу в ней любой ценой. На внутренних совещаниях даже после ракетного кризиса глава Генерального штаба Матвей Захаров, министр обороны Малиновский и командующий РВСН Сергей Бирюзов продолжали исходить из возможности большой войны между сверхдержавами, итог которой будет решен массированными ядерными ударами и конечно же приведет к победе СССР. В то же время военные явно опасались, что непредсказуемый Хрущев опять выступит с очередным планом резкого сокращения обычных вооружений. 7 февраля 1963 года на внутреннем собрании высшего военного командования Малиновский выступил с докладом «О характере и первоначальном периоде термоядерной войны». Министр обороны сказал, что Советскому Союзу необходимо сохранить и развивать все виды вооруженных сил, учитывая «возможность возникновения локальных войн без применения ядерного оружия», например в Южном Вьетнаме. Кроме того, даже «в термоядерной войне» необходимо «добивать остатки войск противника и закрепляться на занятой территории». Неудивительно, что после снятия Хрущева в октябре 1964 года его преемники погонятся за численным паритетом с