Изменения в советском обществе после смерти Сталина были замечены западными наблюдателями, но споры о смысле этих изменений продолжаются и по сей день [618]. Историк Джереми Сури считает, что десталинизация в советском обществе породила диссидентское правозащитное движение, которое наряду с протестными движениями, возникшими в других странах Европы в конце 1960-х гг., породило международный протест против правил и норм – всей сложившейся практики холодной войны. Под угрозой этого протеста, считает Сури, в 1970-е гг. кремлевское руководство, как и политики Запада, было вынуждено проводить политику разрядки – по сути, консервативный курс, ориентированный на снятие напряжения в обществе [619]. Красивый тезис, но он сильно преувеличивает роль диссидентского движения в СССР и игнорирует другие, более важные причины, породившие разрядку. Внешняя политика Советского Союза имела свою динамику, лишь опосредованно связанную с переменами во внутренней жизни.
Вместе с тем вопрос об изменении сознания и идеологии советских элит имеет прямое отношение к истории холодной войны и ее окончанию. Появление в советском обществе людей, мыслящих и чувствующих по-иному, то есть «разномыслящих», оказывало влияние на экспертное сообщества, высшее чиновничество, и в конечном счете – на международную политику СССР. Не поняв процессы и парадоксы первого послесталинского десятилетия, нельзя объяснить некоторые эпизоды разрядки 1970-х годов, взрыв пессимизма в элитах в начале 1980-х годов, затем обвальную перестройку Михаила Горбачева и внезапный «выход» Советского Союза из холодной войны.
В этой главе автор не претендует на то, чтобы воссоздать общую картину изменений в сознании советского общества после смерти Сталина. В книге не рассматриваются настроения в ключевых группах советской бюрократии (военных, сотрудников госбезопасности, партийной элиты), а также среди рабочих, представителей различных национальностей, ветеранов войны. Мое внимание сосредоточено на столичных и городских «элитах». Под ними я понимаю, прежде всего, дружеские компании и другие сетевые сообщества образованных слоев, которые возникли в конце 1950-х гг. в Москве, Ленинграде и ряде крупнейших городов СССР, и которые тридцать лет спустя сыграли немалую роль в драме советских реформ и завершения холодной войны. Членами этих дружеских компаний были мужчины и женщины – художники и писатели, ученые и интеллектуалы, физики и экономисты, а также связанные с ними «просвещенные» партийные аппаратчики, жившие преимущественно в Москве и позже именовавшие себя «шестидесятниками». Эти те, кто до хрипоты спорил о реформах и либерализации советской системы, но при этом оставался – за очень небольшим исключением – зажатым в рамках советского образа жизни и мышления. Их совместными усилиями была подготовлена почва для радикального сдвига в советском мировоззрении и политики Михаила Горбачева в 1985–1989 гг.
«Оттепель»
Сталинский режим формировал интеллектуальную жизнь страны и ее культуру, приспосабливая их к интересам и нуждам советской империи. Результаты этой формовки оказались впечатляющими и относительно долговечными. Они пережили самого Сталина и даже Советский Союз, продолжая оказывать воздействие на общество в современной России до сего дня. Еще в 1930-е гг., готовясь к будущей войне, Сталин и его окружение стали внедрять в сознание культурных элит и широких масс идею о необходимости служить интересам великой страны, проявлять бдительность к внутренним врагам и быть готовыми дать отпор врагам внешним. А в начале холодной войны, когда Сталин уже готовился к решающей схватке с Соединенными Штатами, содержание советской пропаганды и культурной политики лишилось и намека на былой революционный интернационализм. В основу официальной советской пропаганды был положен великорусский державный шовинизм, абсолютный приоритет русской культуры и постулат о главенствующей роли Советского Союза в международных делах [620].
Сталин выступал в качестве верховного редактора всей советской культуры: он лично формулировал официальные установки для коллективного самосознания, определял, в чем заключаются духовные ценности советского общества, и во что людям следует верить и что осуждать [621]. Ни при одном режиме новейшего времени, за исключением, быть может, нацистской Германии, политическое руководство страны не уделяло столько внимания идеологизации образования, науки и всех институтов культуры, производству общенационального культурного нарратива, не направляло столь значительные средства в эти сферы жизни. Некоторые избранные учреждения культуры в СССР, такие, как Большой театр и ведущие музеи Москвы и Ленинграда, щедро финансировались государством. Сталин культивировал и пестовал элиту литераторов – писателей, поэтов, драматургов, которых он называл «инженерами человеческих душ». В 1934 году при непосредственной поддержке Сталина Максим Горький создал Союз писателей СССР, члены которого по сути стали частью центрального аппарата пропаганды и культуры, привилегированным классом на полном государственном содержании. Признанные властью писатели издавали свои книги гигантскими тиражами вне зависимости от спроса, художники и скульпторы получали масштабные госзаказы. Те и другие становились миллионерами, получая огромные гонорары. Мария Зезина, российский историк культуры, отмечает, что к моменту смерти Сталина «подавляющее большинство творческой интеллигенции было искренне предано советской власти и не помышляло ни о какой оппозиционности» [622].
При этом тысячи писателей, музыкантов, художников и других талантливых людей культуры подверглись чисткам и репрессиям, погибли в сталинских лагерях или отбыли там длительные сроки заключения. Серп террора и цензуры безжалостно выкосил некогда обильную культурную ниву русского Серебряного века и авангарда, которая, в конце концов, почти перестала плодоносить. К 1953 году вместо великолепия и многообразия интеллектуальной и артистической жизни, вместо поисков и экспериментов, в стране повсеместно воцарились эстетический конформизм и серость, страх перед новаторством, удушливая самоцензура. Авангардное искусство было запрещено как «формалистское» и «антинародное». Все деятели культуры должны были следовать официально подтвержденной в 1936–1948 гг. декретами ЦК доктрине «социалистического реализма». Советские литература, изобразительное искусство и кинематограф, в соответствии с идеологической установкой Сталина, должны были создавать и поддерживать мир кривых зеркал. Советские люди были окружены искусственной атмосферой фальшивого оптимизма и шовинизма, где убогие условия жизни контрастировали с картинками «социалистического и колхозного рая для рабочих и крестьян», а окружающий мир – враждебным, населенным агрессорами и эксплуататорами, пребывающим в вечной борьбе за существование. Доктрина соцреализма не просто являлась составной частью господствующей идеологии. Она задавала рамки и направление всем видам культурного процесса, пронизывала всю иерархию