Новые аппаратчики гордились своим умением критически мыслить и владеть словом. Они были убеждены в том, что, поддержав начатый Хрущевым процесс развенчания культа личности, сумеют довести это дело до конца. Некоторые из них с гордостью называли себя «детьми XX съезда партии» и вместе со своими однокурсниками, работавшими в органах печати, научных учреждениях и в области культуры, мечтали возродить в массах патриотизм и энтузиазм, какой, по их мнению, существовал в Советском Союзе три десятилетия назад и был безжалостно растрачен в годы сталинизма.
«Просвещенные аппаратчики» родились в советской системе, а поэтому без особого труда могли сочетать приверженность к гуманистическим ценностям и осознание многообразия мира с карьерным прагматизмом, умением не лезть на рожон и неподдельным советским патриотизмом. В условиях холодной войны быть советским патриотом означало быть бескомпромиссным к Западу и западным влияниям. Либо мы их – либо они нас. Поскольку ситуация не оставляла другого выбора, молодые образованные аппаратчики безоговорочно выступали в поддержку великой державы и ее имперских амбиций: «реальная политика», как они это называли, часто брала верх в столкновении с гуманизмом или реформаторскими мечтаниями. В 1956 году большинство «детей XX съезда» не были готовы сочувствовать народным революциям в Польше и Венгрии. Во время фестиваля в августе 1957 года журналист Алексей Аджубей, один из самых ярких «просвещенных аппаратчиков» и зять Хрущева, сделал резкое внушение польскому журналисту Элигиушу Лясоте, главному редактору журнала «Попросту» – возникшему в Польше как ведущий орган гласности на гребне реформ. Советский партийный журналист сказал польскому коллеге: «Слушай, Лясота, вы можете делать в Польше, что хотите, но помните, что это отражается тоже на нас. Вы приезжаете здесь как чума, разлагать нас. И этому не бывать» [679]. «Дети XX съезда» хотели реформировать советский режим, но не разрушать его. Они были готовы защищать его от внутренних и внешних врагов.
Самым главным препятствием на пути к реформам «просвещенные аппаратчики» считали косный чиновничий аппарат, который держит в своих тисках всю страну и не желает обновляться и меняться. Коммунисты-реформаторы возлагали надежды на то, что этот аппарат можно наполнить грамотными прогрессивно мыслящими кадрами и преобразовать его изнутри. Позже один из них вспоминал: «Я не мыслил себе, во-первых, общества без социалистического строя. Во-вторых, без политически централизованной организации, а значит партии… рассчитывал только на то, что партийная структура и государственная структура, она своим ходом дифференцируется… поскольку задача управления обществом, экономикой становится все более и более сложной… Единственное, что вызывало сомнения, это начало централизованного действия сверху» [680]. В некоторых образованных семьях старых партийцев того времени был в ходу негласный лозунг: «вступайте в партию, чтобы изменить ее изнутри» [681].
У многих молодых советских людей в начале 1960-х годов появлялись все новые основания гордиться своей страной и верить в светлое будущее. Советский Союз приобретал все новых друзей в странах Азии, Африки и Латинской Америки, недавно освободившихся от колониализма: для ряда из них советский путь развития общества казался чрезвычайно привлекательным. Доказательством громадных возможностей советской экономической модели по-прежнему служили победы СССР в космосе. 12 апреля 1961 года весь мир узнал имя майора Военно-воздушных сил СССР Юрия Гагарина – первого человека, который совершил полет в космос и благополучно вернулся на Землю. На родине героя это событие вызвало эйфорию, вполне сравнимую с празднованием Дня Победы: Гагарин вселил в советских, и прежде всего русских граждан безмерную гордость и большие надежды на будущее. Миллионы людей стихийно, не сговариваясь, вышли праздничными толпами на улицы Москвы и Ленинграда, чтобы отметить замечательное достижение отечественной науки и техники. Многие из просвещенных аппаратчиков понимали, насколько несбыточны обещания Хрущева о скором наступлении всеобщего процветания и коллективного рая в СССР. И все же, как вспоминал Черняев, ставший впоследствии помощником Горбачева, им очень «хотелось верить» в это [682]. В условиях, когда на горизонте забрезжил коммунизм, когда накалялась гонка с Соединенными Штатами, и когда люди наконец-то перевели дух после многих лет тягот и лишений, в образованных кругах советского общества сложилась неповторимая атмосфера. Начало 1960-х гг. отмечено небывалым подъемом советского патриотизма, гордости за Советский Союз, это было время, когда «советская цивилизация» вступила в пору зрелости [683].
Люди собирались для дружеских посиделок на рабочих местах, на кухнях собственных квартир: играли на гитаре, выпивали, влюблялись, заводили семьи и детей. Но не только. В общении этого времени существовало важное культурное и идейное измерение. В свободное время многие читали «серьезные» книги – как официально изданные, так и запрещенные, хранящиеся в «спецхранах» библиотек, привезенные с риском из-за границы, перепечатанные на домашних пишущих машинках энтузиастами «самиздата». Образованная молодежь со всей серьезностью спорила о том, как можно усовершенствовать и изменить существующую в стране систему, сохраняя верность коммунистической идее прогресса и справедливого будущего. Среди тем, которые обсуждались в это время, были, например, такие: «конец идеологии», усиление влияния технократических элит, теория конвергенции капиталистической и социалистической систем, а также роль кибернетики в управлении общественными делами. Дискуссии на подобные темы велись не только в Москве, но и вдали от столицы. Михаил и Раиса Горбачевы после окончания МГУ в 1955 году были распределены на работу в Ставропольский край, где они, чтобы не отстать от столичной жизни, продолжали много читать серьезную социологическую и философскую литературу (Раиса получила философское образование) и обсуждать новые идеи. Горбачев пользовался доступом к переводной